Нина Шацкая - Биография любви. Леонид Филатов

Представляю себя, если Богу будет угодно, эдакой седенькой старушонкой, достающей трясущимися ручками из укромного, только ей известного местечка, потрепанную от времени эту самую книжку.

Она удобно усаживается в старое кресло. Тишина. Никто и ничто не мешает, только мотылек одиноко бьется об оконное стекло. Будто лаская, она проводит ладонью по книге, вздыхая, открывает ее, и уже глаза бегут по этим строчкам. Слезы льются из подслеповатых глаз, потом голова запрокидывается на спинку кресла, книга остается лежать раскрытой на коленях, легкая улыбка полетела куда-то к звездам, и память следом за ней улетает в такое далекое и близкое прошлое.

И вот эта умилительная сценка подвигает меня на написание станущей когда-нибудь потрепанной книжки…

Я не слукавлю, говоря, что эта книга будет интересна только мне и, может быть, моим детям и детям моих детей.

Эта книга — своего рода хранилище, где собрано все самое для меня дорогое, и это прежде всего Лёнины записки, телеграммы, письма, адресованные мне и написанные с 1972 по 1985 год: в 1985 году мы с Леней наконец-то узаконили наш бесконечно-длинный, четырнадцатилетний, горько-счастливый Роман.

К сожалению, я вынуждена обнародовать свой дневник, — не по годам наивный, я бы даже сказала редкий по наивности, но, безусловно, честный, так как именно он объясняет появление Лёниных писем мне. Зачеркнутые строчки и вырванные страницы обнаруживают мою конспирацию на случай, если бы дневник вдруг попал в чужие руки. С 1975 по 1980 год я прекращаю его вести, стараясь через «не могу» освободить себя от Лёниной зависимости, но при этом оставаясь, и я это буду остро ощущать, на его крепком поводке. Поэтому встречи, несмотря на мои «уходы», продолжались. Считая себя свободной, совсем разорвать наши взаимоотношения мне было не под силу: Лёня держал меня мертвой хваткой. В 1980 году, за два года до того момента, как мы стали жить одной семьей, я снова открыла свой дневник

Дневник — это и есть та моя сумбурная, иллюзорно-реальная жизнь.

В книге мои воспоминания о некоторых эпизодах из нашей жизни, немного о себе, чем и как я жила до того дня, когда увидела моего любимого, его последнее счастливое лето и осень, все, что относится к истории нашего Романа.

Обладая большим архивом, в следующей книге надеюсь опубликовать ту его часть, где будет звучать только Ленин голос, его размышления о нашем времени, о разных событиях в разные годы.

Не имея писательского опыта и дара, я все же решила написать книгу самостоятельно, отказавшись от редактуры, сохраняя таким образом ту нашу с Лёней ауру, то воздушное пространство, которое было только нашим.

— Нюська, ты меня любишь? — в который раз за день спрашивает Лёня, лежа в кровати и смотря что-то по телевизору.

— Да!

— А как?

— Очень!

— А за что? — дурашливо-озорно настаивает он.

В тон ему сыплю горохом:

— Ты — наше национальное достояние, гордость нации, за то, что не лебезишь ни перед какой властью, свою жизнь и поступки соразмеряешь с понятиями долга, чести, совести, достоинства (добираю воздух), ты в жизни ни разу не запятнал себя…

— Ну хватит, Нюська, не умничай, тебе это не идет.

Эту фразу он приклеивал по случаю любому из наших друзей.

А я, говоря все это, понимала, что это неполные слагаемые его незаурядной личности, что Леня — по-настоящему уникальное явление в нашей культуре и, бесспорно, уникальная личность.

«Лёня был сделан из чистого золота, я таких людей больше в своей жизни не встречал», — сказал о нем на похоронах режиссер С. Соловьев, работавший с ним на к/к «Избранные». Он действительно прожил достойную и опрятную жизнь, никогда не изменив своим нравственным идеалам, всегда оставался самим собой — чистым, светлым, цельным человеком.

Смешной эпизод. После очередного концерта в Израиле, после оглушительных оваций, к авансцене вышла прихрамывая довольно пожилая женщина с палочкой.

— Ша! — крикнула она, подняв палку, и волево заставила зал замолчать и потом, забавнокомично грассируя по-одесски, произнесла фразу, которая опять же была встречена ошеломляющими аплодисментами, овацией: