Татьяна Бобровникова - Сципион Африканский

Хейвуд высказывает остроумное предположение, что это один человек, а не два, ибо в древних документах иногда отбрасывалось конечное — us . Это весьма правдоподобно, ибо в деле Публия действуют два трибуна Петилия, причем оба Квинты. А далее упоминаются еще два трибуна Муммия. Плутарх, а также Полибий считают этого обвинителя одним человеком. Вполне возможно, что это Квинт Петилий, который в 181 году до н. э. настоял на сожжении пифагорейских книг.

Скаллард и Хейвуд разумно предполагают, что отчет потребовали у главнокомандующего Люция, а не у его легата Публия, как сообщает большинство античных авторов. Эту деталь сохранил Валерий Максим, как ни странно, точнее всех изложивший судебное дело ( III, 7, 1 ).

Об обвинениях — у Полибия: «Кто-то вздумал привлечь его к суду народа и выступил с многочисленными и тяжкими обвинениями» ( Polyb., XXIII, 14, 2 ). У Аппиана: «Два трибуна обвинили его в продажности и измене» ( Арр. Syr., 39 ). У Плутарха: «Много обвиняли его перед народом» ( Plut. Reg. et imper. apophegm. Scip. Maior, 10 ). У Геллия: «М. Невий обвинил его перед народом и заявил, что Сципион получил взятку от царя Антиоха за то, что мир между ним и римским народом был заключен на милостивых условиях, и предъявил некоторые другие обвинения, не достойные такого мужа» ( Gell., IV, 18 ).

Об обычном виде обвиняемых сообщает Геллий. Он пишет, что один римлянин, хотя был обвинен, «не перестал брить бороды и носить светлую одежду и не был в обычном наряде обвиняемых» ( Gell., III, 4 ). Светоний упоминает, что обвиняемые облачались в траур ( Suet. Tib., 2, 4 ). Об одежде Сципиона: «Он сказал, что взойдет увенчанный на Капитолий» ( Plut., ibid, 10 ). «Он поднялся на Ростры и возложил на голову венок триумфатора» ( Val. Max., III, 7, 1 ). «Сам он явился в суд в торжественном одеянии вместо жалкого, вызывающего сострадание, какое надевали подсудимые. Все были поражены и почувствовали расположение к человеку, столь великому духом в сознании собственного достоинства» ( Арр. Syr., 39–41 ). (Замечательно, что Ливий опускает этот момент, что указывает на то, что и у Максима, и у Аппиана рассказ зиждется не на одном Ливии.)

Ливий вслед за Антиатом вкладывает в уста Сципиона длинную речь, в которой он восхваляет свои подвиги. Однако Полибий пишет, что его герой произнес всего одну фразу, которую мы привели. Но Полибий упускает одну важную деталь, на которой настаивают все латинские авторы: суд над Сципионом произошел в день битвы при Заме, поэтому Публий, бросив обвинителя, ушел праздновать годовщину победы. Поэтому я добавила к тексту Полибия еще несколько слов, взятых из Геллия. Сам Геллий пишет, что те слова, которые он привел, признают все ( Gell., IV, 18, 6 ).

Процессы Сципиона представляют собой одну из самых загадочных страниц античной истории. Обиднее всего то, что случилось это не потому, что к тому времени, как древние писатели вознамерились описать это событие, не осталось ни источников, ни документов: Геллий пишет, что еще в его время сохранились подлинные декреты и свидетельства древнейших анналистов. Дело в том, что никто из дошедших до нас авторов не ставил своей целью описать процессы Сципиона шаг за шагом. Все приводили только отдельные яркие эпизоды, характеризующие удивительное самообладание и гордость нашего героя. Даже на обвинениях не останавливались, справедливо рассуждая, что они заведомо ложны. Единственным, кто изложил дело Сципиона по порядку, был Ливий. Но его попытка, как мы увидим, как раз и оказалась несостоятельной и надолго сбила многих ученых с толку. Ливий в своем рассказе следовал Валерию Антиату, наименее достоверному из всех анналистов (см. примечание 22 ), который пленил его своей красочностью.

Антиат и Ливий рассказывают, что в 187 году до н. э. Сципиона привлекли к суду народа трибуны Петилии, обвиняя, по-видимому, в получении взятки от Антиоха — точно обвинения Ливий не формулирует ( Liv., XXXVIII, 51 ). Сципион ни словом не ответил на обвинения, а повел себя так, как рассказано в нашей книге, то есть удалился вместе со всем народом, чтобы возблагодарить богов за победу при Заме, а затем уехал в Литерн. Это все описывают почти одинаково. Взбешенные Петилии потребовали его возвращения. Брат Люций попытался извинить Публия болезнью. Из восьми оставшихся трибунов семь не приняли его отвода, но восьмой, Тиберий Гракх, решительно вступился за Сципиона, спас его жизнь и честь. Тем временем Сципион умер, и тогда враги обрушились на Люция. Они осудили его и потребовали, чтобы он заплатил огромный штраф. Денег у Люция не было, от помощи клиентов он отказался, и его хотели отвести в тюрьму. За него попросил помощи у трибунов его кузен Назика, но повторилась та же история — девять трибунов отказали, а спас Люция тот же Гракх. Имущество же Люция полностью описали, и он остался нищим. Вот суть рассказа Ливия ( Liv., XXXVIII, 50–60 ).