Дмитрий Петров - Василий Аксенов. Сентиментальное путешествие

«Ну, чо кобенишься, падло! Эй, подтяни его повыше! Орешь, троцкистское мурло? Как ни крути, а всё подпишешь… И нам задачу облегчишь – не надо будет сажать тебя жопой на табуретную ножку. Знаешь, мразь шпионская, как я тебя на нее натяну? По самые пончекряки. Тогда поикаешь, гнида!»

И снова побои. Унижения. Беспросветная тьма. Безысходность.

Известны примеры редкого мужества подследственных на допросах в НКВД. Несмотря на страдания, люди не сознавались в том, чего не делали. И неважно, что этого «требует партия»…

Терпел и Павел. Но он сдался. Подписал ложное признание.

Пишет он об этом с тоской: «…меня продолжали молотить. Ночью 15 апреля [1938 года] я понял, что у меня исчерпаны все силы… 16 апреля меня… Крохичев протянул бумажку и сказал:

– Вот здесь поставь подпись.

Подпись была поставлена».

А затем – написано «признание» во вредительстве и «вербовке» коллег в подпольную группу. Изможденного человека отправили в камеру – к тоске и мукам раскаяния. И через несколько дней, во время встречи с прокурором республики Егоровым, Павел сообщил, что дал показания под пытками. А в ответ услышал: «Ты не только глупец, но еще нахал и хам. Встать!» И снова – зверские истязания. А показания остались в силе. Эти новые боль и отчаяние сломили Павла. Но однажды, перестукиваясь с соседом за стеной, на вопрос «Вы кто?» он услышал: «Лепа».

Больше не били. Пошли очные ставки с теми, кого Аксенов якобы вовлек в подполье. После одной из них Павла доставили в тихий дворик, полный цветов. И тут… Что это – сон или явь? – средь цветов появились Ксения, его сестра. А с нею – о Господи! – Вася…

Как, разве его не увезли из Казани? Ведь говорили же, что его сын – отпрыск врагов народа – отправлен в специнтернат! Что же это за радость, что за счастье снова увидеть его!

«Вася… бросился ко мне, – вспоминает Павел, – обвил ручонками шею, прижимался, ласкался, целовал и непрерывно говорил: "Папа! Папа! Папа!.."»

Слушание дела началось 9 ноября 1938 года. На скамье подсудимых – авторитетные сотрудники. Вон – зампред горисполкома Ковалев, вот – главный инженер Баранников… Вот они – разложенцы и вредители, изобличенные вооруженным отрядом пролетарской диктатуры и признавшие свои преступления против народа и советской власти.

В НКВД, видно, решили, что главный обвиняемый и его «подельники» полностью раздавлены, обезволены и неспособны к сопротивлению. Потому-то процесс и сделали открытым. Если с пресловутыми «тройками» несчастные подсудимые оказывались один на один, то на публичные суды допускались адвокаты. И это – кто бы мог подумать? – сыграло в процессе неожиданную роль. Цецилия пригласила защищать Павла видного юриста Петра Дивногорского, тщательно изучившего материалы дела и разработавшего стратегию защиты.

Главную роль на процессе сыграл Павел Аксенов. Он сразу заявил об отказе от показаний на следствии. «Да как же это? – вопросил изумленный судья. – Вы же всё подписали?»

– Мои показания – результат грубого принуждения! – заявил подсудимый.

– Если к вам применяли незаконные методы следствия, почему вы не обратились с жалобой к прокурору республики? – поинтересовался судья.

Тогда Павел поведал суду и залу, как прокурор избивал его вместе со следователем [12].

Мигом – перерыв. Свидетелей – прочь. Публику – домой. Заседанию конец.

Дивногорский добился нового расследования. А потом – и оправдания большинства подсудимых. Многие считают это чудом. Другие утверждают, что главная причина такого исхода – снятие «железного наркома» Николая Ежова [13]за три дня до завершения суда.

– Павел Васильевич скоро будет на свободе… – твердил Цецилии освобожденный Баранников. Но дело Аксенова передали «тройке». А там разговор короткий: высшая мера.

Дальше – камера смертников. Одиночка. И один на много дней сосед – невесть откуда взявшаяся муха. Это она, утверждает Павел Аксенов, не дала ему сойти с ума. Он подает прошение о помиловании. Цецилия клянется: до Калинина с ним дойду! Она пускает в ход все связи. Идет к оставшимся на воле влиятельным товарищам. Требует. Умоляет: спасите Павла, он невиновен. А тем невдомек: что это ты, товарищ Шапиро, хлопочешь за бывшего мужа? А она: не хочу судить Аксенова как человека, но он не виноват перед партией. Спасите его!

Неизвестно, дошла ли она до всесоюзного старосты или всё решили другие люди. Но Павла не казнили. Пятнадцать лет лагерей, три года ссылки, конфискация. Для смертника – еще одно чудо. Родные уверены: его сотворила Циля. И пропала. 29 января 1941 года ее увезли на Лубянку.