Збигнев Войцеховский - Раневская, что вы себе позволяете?!

Действительно, с учетом того, что я написал в первой главе о прямоте, открытости, безбоязненности Фаины Раневской, с учетом вот этой фразы о своей жизни — как же она не попала в руки НКВД — Ежова, Берии? Как не коснулись ее заморозки после оттепели Хрущева? Как ее не упрятали подальше в психиатрическую лечебницу при Брежневе?

И ведь дело вовсе не в том, что она что-то такое там говорила против советской власти, выражаясь протокольным языком, «очерняла советскую действительность». Дело в том, что с таким характером — вздорным, резким, непримиримым — Раневская, конечно же, имела мешок и небольшую торбочку врагов. Она понимала это: бездарности, которых хватало во все времена в советских театрах, и особенно в пору Сталина, ее ненавидели люто. Раневская вспоминала: «В театре меня любили талантливые, бездарные ненавидели, шавки кусали и рвали на части».

Обратите внимание на такое необычное перечисление окружения по способностям: талантливые, бездарные, шавки. Первые два — понятно, естественно. А шавки? Это какие? Так вот, шавки — это чаще всего «засланцы». Люди НКВД-КГБ, специально приставленные к театру под видом то ли работников сцены, то ли обслуживающего персонала, а то и актеров.

И здесь буквально один донос мог стать одновременно и приговором. Писали ли доносы на Раневскую, смачно вплетая туда ее фразы и фразочки? Писали, это несомненно.

Да и сама Фаина Георгиевна не единожды при всех вела себя так, что могло быть истолковано бдительными органами как «антисоветская пропаганда».

Пятидесятые годы. В магазинах — очереди и пустые полки. Раневскую и еще семейную чету артистов приглашают в высокопоставленный дом какого-то крупного партийного работника. Раневская вспоминала:

«…А на столе изобилие, как при коммунизме. Закусываем мы в полное удовольствие, налегли на семгу и осетрину, и тут хозяйка останавливает нас:

— А не пришло ли время дорогим артистам показать свое мастерство? Фаина Георгиевна, может, вы нам прочтете? Просим!

И захлопала в ладоши, не улыбаясь. Я сорвалась:

— А что, настала пора харч отрабатывать?»

Были и иные случаи не менее экспрессивного поведения Фаины Раневской вблизи политического огня.

В те времена партийные собрания первичек проходили, как правило, с обязательным участием всего коллектива, в целях, так сказать, воспитания и назидания. На одном из таких партийных собраний в Театре Моссовета как-то прорабатывали товарища за его немарксистко-неленинское поведение. Провинился товарищ, в общем. «Неопровержимые данные» свидетельствовали о том, что он склонен к гомосексуализму. Страшное дело: как может коммунист быть гомосеком? Все шло по накатанной: доложено присутствующим о провинности товарища, поднимаются его друзья и, как то нужно, «клеймят позором и другими нехорошими словами» нарушителя.

Этот уродливый спектакль с его тупой игрой идейных товарищей вывел Раневскую из себя. Она поднялась и заявила: «Каждый волен распоряжаться своей жопой, как ему хочется. Поэтому я свою поднимаю и уебываю».

Наступила немая сцена. Нужно заметить, что на любое заседание первички всегда приходил ответственный товарищ из организации повыше. Это не театральный межсобойчик, где все оставалось меж своими (если кто не был доносчиком). Последствия для Раневской могли быть катастрофическими. Но — пронесло. Может быть, и потому, что Фаина Георгиевна не состояла в рядах коммунистов. Хотя ей не единожды делали такие предложения.

Кто защищал Раневскую? Кто оберегал?

Не кто, а что — ее талант.

Идеологи марксизма-ленинизма прекрасно понимали, что всякое зрелищное искусство может быть использовано ими в их политической борьбе за массы. И поэтому после Октябрьского переворота в 1917 году театры рождаются один за другим. Их репертуар был узок и однонаправлен — все «о борьбе трудящегося народа». Их артисты были самые что ни на есть пролетарии — ведь истинный рабоче-крестьянский театр возможен только с артистами из рабочих и крестьян!

И получился великий пшик. Через самое короткое время вожди социалистической республики поняли, что создать «рабоче-крестьянский театр» во много раз сложнее, чем разогнать Учредительное собрание и взять Зимний дворец. Что артисты и режиссеры должны быть в первую очередь талантливы. Что вся воспитательная сила искусства проявляется только в том случае, если на сцене — настоящее искусство, а не жалкое его подобие. Да и сами вожди разных уровней, имеющие хоть какое-то интеллектуальное и духовное развитие, желали видеть на сцене настоящую игру.