Збигнев Войцеховский - Иван Поддубный. Одолеть его могли только женщины

Вся история человечества – это цепь волевых бросков, прорывов. Сперва они случались редко, раз в тысячу лет. Скажем, научился человек добывать огонь, пользоваться каменными орудиями труда, сооружать себе жилище, изобрел колесо, письменность. Прорыв, радость, а потом, приобретя одно из очередных благ цивилизации, человечество вновь развивалось медленно, но только до следующего броска.

Последние десятилетия девятнадцатого столетия стали чрезвычайно интересным временем для тех, кто жил в нем, и для тех, кто наблюдает за ним через более чем столетие, – для нас с вами. Люди с восхищением следили за морскими путешествиями первых океанических лайнеров. Неуклюжие самолеты и величественные дирижабли взмывали в небо. По железным магистралям уже мчались паровозы, появились на дорогах первые автомобили. Подпирали тучи первые небоскребы. Стальные конструкции позволяли сооружать мосты головокружительной высоты и невозможной до этого протяженности. Теперь уже не надо было ждать попутного ветра, чтобы отправиться в путь, планировать путешествие по суше от одного постоялого двора до другого. Комфортабельные каюты ждали богатых пассажиров. Дома-вагоны уже вовсю стучали на стыках железных дорог. Скорость, мощь сделались объектами поклонения, самоцелью. А где есть общая для всех цель, там и возникают соревнования. Кто выше, кто дальше, кто быстрее, кто сильнее? Казалось, что человек, его тело, безнадежно отстает в развитии от собственных рукотворных созданий, что время одиночек – силачей-героев – уходит безвозвратно.

Да, на календаре еще был девятнадцатый век, но в воздухе, в пейзажах уже чувствовалось дыхание следующего – двадцатого – столетия с его сумасшедшими возможностями, достижениями, угрозами и разрушениями.

Но все это происходило в столицах, в больших городах. Совсем рядом, на обочине мировых магистралей, еще шла совершенно другая жизнь: размеренная и патриархальная. В которой, казалось бы, ничего не изменилось за последние сотни лет. Одним из таких мест на Земле была Полтавщина. Здесь по-прежнему носили украинские народные платья и сорочки-вышиванки. На головах у мужчин красовались широкополые соломенные шляпы. Вовсю звучали народные песни. И никто еще не знал, что именно здесь, в Полтавской губернии, в большом старинном селе Красеновка, 8 октября 1871 года родится самый сильный человек на планете, один из самых известных борцов своего времени. Первенец – Иван Поддубный – появился на свет в семье потомственного запорожского казака Максима Ивановича Поддубного. После Ивана у Поддубных родятся еще трое сыновей и три дочери. Но все они если и известны нашим современникам, то лишь благодаря своему старшему брату.

Конечно же, фамилия звучала не совсем так, как ее преподносили советские и преподносят сегодня российские энциклопедии, а на украинский лад – Пиддубны. Так, кстати, все семейство и называли в селе. Но местный священник сделал запись в метрической книге по-русски – Поддубный – просто адаптировав фамилию к русскому языку.

Рассказывают, будто бы даже имя в планах было другое, родители хотели назвать сына иначе – не Иваном. Но по старой украинской традиции крестить новорожденного в церковь отправились не мать с отцом, а кум с кумою – крестные. Чтобы согреться в холодный октябрьский день, по дороге заглянули они в корчму – придорожный трактир. Выпили немного, захмелели. Когда же вновь оказались на улице с младенцем, то не сразу заметили, что просидели в корчме, рассказывая другим посетителям о своей миссии и о своем крестнике, непростительно долго. Небо затянуло тучами, солнце скрылось. Откуда же узнаешь, который час? Пришли к церкви, а священник, отчаявшийся их уже дождаться, закрыл храм на ключ и ушел по делам. Куда же было идти в таком случае куму с кумою? Правильно, вернулись в корчму и, как положено, снова выпили за здоровье и будущее счастье своего крестника. В церковь попали они уже ближе к вечеру, когда священник вернулся, чтобы служить вечерню. В головах у крестных после крепкой пшеничной горилки многое перепуталось. И когда батюшка спросил про имя новорожденного, то они его не вспомнили, как ни старались. Но не возвращаться же к матери и отцу из-за такой мелочи! Полистал священник святцы, стал называть имена. Все не то. И тут услышали они:

– … Иван…

– Точно, Иван, – приободрился кум, хотя и сам не мог сказать, почему именно это имя из святцев легло ему на сердце.