Но, пожалуй, ближе всех граф Фёдор Толстой сошёлся в ту пору со старшим товарищем по полку — Сергеем Никифоровичем Мариным (1776–1813), «живым, общительным, красивым по внешности» [80] Ивченко Л. Л. Повседневная жизнь русского офицера эпохи 1812 года. М., 2008. С. 529.
. Тот был знаменит не только успехами в свете, романтическими настроениями, изящными остротами и картёжными подвигами, но и смелыми сатирическими стихами, в частности переделкой одной из ломоносовских од («О ты, что в горести напрасно / На службу ропщешь, офицер…») — памфлетом на гатчинские порядки и непосредственно на Павла I. Как известно, С. Н. Марин принял участие в событиях 1 марта 1801 года, повлекших за собой гибель императора и восшествие на российский престол его старшего сына, великого князя Александра Павловича.
Элегические опыты Сергея Марина пользовались постоянным успехом у членов кружка; ценились гвардейцами и маринские «Песни». Вот одна из наиболее показательных:
Шенпанского — и дай мне руку!
Вели стаканы нам налить.
Забудем горести и скуку,
И станем мы любить и пить.
Вино и женщины отрада,
Не страшны с ними нам беды.
Любовь за храбрость нам награда
С вином забудем все труды.
Готов я целой день сражатся,
Работать саблей и штыком.
Лишь только б после повстречатся
С красоткой, милой, и вином.
Но что ж стаканы мы забыли?
Пора бы выпить их давно.
Когда в боях кровь не щадили?
Зачем же здесь щадить вино.
Пусть выпьить всякой той здоровья,
Которая зажгла в нём кровь —
Нет нужды знать — будь хоть Прасковья,
Надежда, Вера, иль Любовь [81] Марин. С. 54–55. Сохранена орфография подлинника.
.
«Все члены кружка едины были в одном — в своих рыцарственных замашках, в стремлении во что бы то ни стало возвыситься над толпой», — резюмирует исследователь [82] Парчевский Г. Ф. Карты и картёжники: Панорама столичной жизни. СПб., 1998. С. 86.
.
Однако наш граф, ценя Преображенских эстетов и мыслителей, многое получая от общения с «фалангой высшего общества», толкуя с приятелями об изящной словесности и посещая с ними столичные театры и концерты, весьма усердно совершенствовался и вне пределов данного кружка.
«Вы, с вашим отвращением от всего потрясающего общественный порядок, — писал в 1801 году добропорядочный Ф. В. Ростопчин графу С. Р. Воронцову в Лондон, — были бы поражены окончательно, если б увидели в Петербурге юношей, достойных быть приёмными сыновьями Робеспьера или Дантона». В том же письме говорилось об «адском обществе петербургской молодёжи» [83] Цит. по: Удовик В. Воронцов. М., 2004. С. 41.
.
Подпоручик Фёдор Толстой изменил бы себе, если бы не приобщился к таковому петербургскому «аду».
«Был он небольшого роста, плотен и силён, имел круглое, полное, смуглое лице и чёрные волосы», — реконструировал образ гвардейца издатель «Северной пчелы» [84] Булгарин. С. 205.
. «Он был высокого роста, совершенно смуглый, отчего, впрочем, нисколько не терял», — чуть иначе характеризовала внешность Фёдора Толстого Е. П. Янькова [85] Рассказы бабушки: Из воспоминаний пяти поколений, записанные и собранные её внуком Д. Благово. Л., 1989. С. 227.
. «Природа на голове его круто завила густые, чёрные его волосы», — прибавил ценитель деталей Ф. Ф. Вигель [86] Вигель-1. С. 347.
.
Круг приятелей Толстого стремительно разрастался. В ту пору он свёл знакомство с бравым кавалергардом и гулякой Денисом Давыдовым, а также с князем В. Ф. Гагариным, А. Ф. Орловым, князем М. П. Долгоруковым и многими другими лицами. С некоторыми из них граф позднее по разным причинам раззнакомился, однако кое с кем сохранил дружбу до самой «могилки».
«Граф Т. был, как ныне говорят, человек эксцентрический, т. е. имел особый характер, выходивший из обыкновенных светских форм, и во всём любил одни крайности, — вспоминал Ф. В. Булгарин. — Всё, что делали другие, он делал вдесятеро сильнее. Тогда было в моде и в нравах <���…> молодечество — и граф Ф. И. Т. довёл его до отчаянности!» [87] Булгарин. С. 202. Выделено мемуаристом.
Он, прежде всего, в совершенстве овладел всяческим оружием. Из пистолета граф, по единодушному мнению современников, стрелял «превосходно», столь же мастерски «рубился на саблях» [88] Там же. С. 203.
. Секретам фехтования подпоручик Фёдор Толстой обучался у знатнейшего учителя — считавшегося «одним из первых фехтмейстеров в Европе» [89] Записки графа Фёдора Петровича Толстого. М., 2001. С. 129.
Ивана Ефимовича Севербрика (преподавателя Первого кадетского и Пажеского корпусов, который давал уроки членам императорской фамилии). И грянул день, когда автор «Руководства к изучению правил фехтования на рапирах и эспадронах», побившись с проворным учеником в офицерском классе (устроенном во флигеле Михайловского замка), во всеуслышанье признал того за достойного, тонкого партнёра.
Читать дальше