Давид Ортенберг - Июнь-декабрь сорок первого

Не надо быть большим знатоком военного дела, чтобы понять: если две танковые дивизии "отброшены", если освобождено много населенных пунктов "на всем протяжении фронта", если на фотографии не счесть боевых трофеев, доставшихся нашим войскам, значит, это уже не контратаки с ограниченными целями, а крупная наступательная операция. На эту же мысль наталкивает и передовая - "Смелее брать инициативу в свои руки". Словом, кто умел читать между строк, тот все понял...

8 декабря было освобождено Крюково, превращенное противником в мощный опорный пункт, на самом близком расстоянии от Москвы. С этой радостной вестью прибыл ночью Хитров. Его статью об этом мы набрали, сверстали, вычитали и отложили пока про запас, или, как говорится у газетчиков, "в загон".

Ясно, что через день-два последует сообщение о контрнаступлении. Надо быть готовым к этому. В Тулу ушла депеша Трояновскому, чтобы позаботился о статье командующего 50-й армией генерал-лейтенанта Болдина. Вистинецкого командировали в 1-й гвардейский кавалерийский корпус. Он уже вернулся и пишет очерк "В штабе генерала Белова". Остановка только за сообщением Совинформбюро - "В последний час".

Под этой рубрикой в предшествовавшие два дня печатались сообщения с других фронтов: войска генерала армии К. Мерецкова освободили Тихвин, а на другой день войсками генерал-лейтенанта Ф. Костенко был взят Елец. На первой полосе газеты за 11 декабря напечатаны портреты Мерецкова и Костенко. Кстати, с этого дня стало традицией рядом с сообщениями "В последний час" печатать фотографии командующих фронтами и армиями. Позже, правда, эта традиция нарушилась: для портретов командармов, отличившихся в наступательных боях, не стало хватать места на первой полосе газеты. Волей-неволей пришлось ограничиться лишь портретами командующих фронтами.

* * *

Одновременно с сообщением Совинформбюро об освобождении Тихвина мы напечатали большую статью Михаила Цунца - "Тихвинский разгром". Все эти дни он был в войсках 4-й армии. В числе последних уходил из Тихвина и вместе с ее передовыми частями вступил в город.

Спустя много лет после войны Михаил Зиновьевич рассказал мне любопытную историю. На улицах города еще шли бои, когда он пробрался в Тихвинский монастырь, где прочно обосновалась группа наших разведчиков под командованием Николая Моисеенко. Удалой разведчик, не робевший перед гитлеровцами, очень был смущен первой встречей с представителем "Красной звезды" и прямо-таки обрадовался внезапно вспыхнувшей перестрелке на прилегавшей к монастырю площади. Он вежливо извинился и улизнул от Цунца. Но в 1971 году, когда Тихвин праздновал тридцатилетие своего освобождения, судьба свела их снова на том же самом месте - в Тихвинском монастыре. Профессор Ленинградского университета имени А. А. Жданова доктор экономических наук Николай Моисеенко узнал Цунца и предложил шутливо:

- Что ж, продолжим интервью. Вот теперь нам, пожалуй, никто не помешает, наговоримся вдоволь...

* * *

...И к официальному сообщению об освобождении Ельца тоже подоспела большая статья - "Елецкая операция". Она в особенности интересна потому, что о наступлении наших войск на этом направлении до сих пор в газете не было ни слова. Наоборот, всего несколько дней назад печатались корреспонденции о тяжелых боях в этом районе, о продвижении неприятеля, угрозе окружения. И вот сообщение о победе.

Я узнал о ней, конечно, пораньше читателей. Мне позвонили из Генштаба и сказали об этом, когда мы с. Константином Симоновым корпели над его очерком, написанным в те два дня, которые он получил для отдыха. Это был очерк о замечательном летчике - старшем лейтенанте Александре Коваленко, воевавшем на Севере. Не могу отказать себе в удовольствии воспроизвести здесь выдержку из разговора Коваленко с писателем:

" - Я как-то больше люблю насчет истребителей, мне их больше нравится сбивать, чем бомбардировщики. Я "сто десятый" люблю, хорошая машина, в том смысле, что большая, есть куда попадать. А потом у нее огонь сильный, она не так боится в лоб идти. А нашему брату это только и нужно. Я первый удар всегда в лоб встречаю. Иду навстречу. Он не выдержит, под самый конец отвернет в сторону... А я, пока он заворачивает, наваливаюсь на стрелка сзади, переворот сделаю и бью по нему. В этот момент я его обычно и сбиваю".

Тут у Симонова есть ремарка:

"Он рассказывает все это без улыбки, со спокойствием и деловыми подробностями профессионала, мастера своего дела. И ему веришь, что он действительно "любит" сто десятый Мистер, как он фамильярно называет "Мессершмитт-110", любит за то, что это сильная машина и что он чаще идет в лоб, чем "Мистер сто девятый".