Давид Ортенберг - Июнь-декабрь сорок первого

- Лежим однажды в полузатопленной воронке от немецкой авиабомбы и с тоской созерцаем, как в нескольких шагах от нас догорает редакционная "эмка". Ее водитель Семен Мухин, обжигая руки, роется в груде обгорелого металла. Спрашиваю: "Что ищешь?" Отвечает: "Номерной знак!" - "Зачем он тебе?" - "Как это зачем? - удивился Мухин. - Как же я отчитаюсь без оправдательного документа?" Это был первый выезд Мухина на фронт, и он еще не знал, что война и не такое списывает без предъявления оправдательных документов.

А спустя несколько дней у того же Мухина немцы разбомбили вторую машину, да так, что от нее не осталось даже и номерного знака. Вернулся водитель на фронтовой КП лишь с обгорелым автоматом. Пошел Дерман к члену Военного совета фронта, корпусному комиссару В. Н. Богаткину, просить третью машину.

- Сколько же можно? Одну дал, вторую дал... И опять просите... законно возмущался Богаткин, помогавший по давнему "родству" с "Красной звездой" ее спецкорам всем, чем мог. Конечно, и в третий раз он не остался глух к просьбе Дермана. Позвонил начальнику штаба фронта Н. Ф. Ватутину, в распоряжение которого только что поступила колонна ленинградских такси. Викентий Иванович не замедлил выбрать очередную "эмку" для своей корреспондентской бригады.

Постоянно Дермана, как и других наших фронтовых корреспондентов, преследовала и еще одна трудность. Писать Дерману приходилось в любых, как правило самых неблагоприятных, условиях: на пне в лесу, или в каком-нибудь полуразрушенном сарае, битком набитом людьми, или в блиндаже, чуть освещенном мигающей плошкой. А ведь у бодисток свой регламент, да и не каждая из них была способна разобраться в корреспондентской скорописи. Неразборчивый оригинал при передаче мог подвергнуться самым невероятным искажениям.

Почти через день-два "Красная звезда" печатала оперативные корреспонденции Дермана. Мы высоко ценили его эрудицию, широкий тактический кругозор, его дальновидность. Назову хотя бы некоторые его статьи и корреспонденции, опубликованные в газете: "Обходы и охваты", "Оборона немцев в окружении", "Маневр в ходе боя", "Командир и его начальник штаба" и другие.

Выступление Викентия Ивановича Дермана в сегодняшней газете было особым, его значение трудно переоценить. Расскажу об этом подробнее.

* * *

На Северо-Западном фронте в районе Белого Бора наша 11-я армия вынудила противника перейти к обороне в очень невыгодных для него условиях: неприятельский клин не пробился на оперативный простор, а буквально увяз в боевых порядках советских войск. Последовал приказ нашего командования: отсечь этот клин у самого основания, окружить и уничтожить врага.

Наступление началось утром, продолжалось весь день и перешло в ночь, но поставленная задача, увы, так и не была решена. Дерман, следивший за ходом боев с передового наблюдательного пункта артиллерийской батареи, подметил некоторые характерные для того периода войны недостатки.

Все это мы напечатали.

Уже потом, при первой встрече, Дерман признался мне:

- Статью послал, но, откровенно говоря, никак не думал, что ее напечатают.

Основания для сомнений у Викентия Ивановича были. Ведь даже в мирное время критика в военной газете действий командиров сопряжена с известными сложностями. А как быть в войну? Можно ли публично критиковать командира, военачальника, которому завтра надо снова вести или посылать подчиненных ему людей в смертный бой? Тут было над чем задуматься.

Отмечу, что критическое острие печати в боевых условиях мы опробовали еще на Халхин-Голе, в "Героической красноармейской". Тогда наша критика задевала главным образом рядового бойца. На финской войне в газете "Героический поход" пошли дальше - критике подвергались ошибки некоторых командиров рот, батальонов, а иногда и полков. Но правильно ли это? Об этом шли горячие дискуссии в редакциях военных газет и за их пределами. Я обратился за разъяснением к Верховному главнокомандующему. На моем письме появилась следующая резолюция:

"Фронтовые и армейские газеты могут критиковать также действия средних и старших командиров. Необходимо только, чтобы критика была не грубая и не резкая, а тактичная и товарищеская.

И. Сталин".

Мы сделали отсюда соответствующие выводы и для "Красной звезды". А Дерман своим разбором неудачного боя за Белый Бор практически обозначил границы и формы той самой "тактичной и товарищеской" критики, на которую нас ориентировал Верховный главнокомандующий.