- Она даже мне понравилась...
19 октября
Второй день подряд печатаем мы статьи Алексея Толстого. Та, что опубликована в прошлом номере, называлась "Враг угрожает Москве". Не знаю даже, с чем сравнить это взрывной силы выступление писателя. Помнится, еще в августе на Малой Дмитровке сидели мы вчетвером - Алексей Толстой, Михаил Шолохов, Илья Эренбург и я, - обсуждали последние вести с фронтов, делились собственными фронтовыми наблюдениями. Зашла речь о благодушном отношении наших бойцов к гитлеровцам. Толстой сказал:
- В четырнадцатом году русские солдаты были милосердны к врагу. И тогда это считалось в порядке вещей. Но сейчас другой враг и другая война. Не на жизнь, а на смерть!
В статье повторяется та же мысль. Писатель сравнивает гитлеровское нашествие с войнами "на заре истории, когда германские орды под предводительством царя гуннов Аттилы двигались на запад, в Европу, для захвата земель и истребления всего живого на них".
"В этой войне, - говорит он, - мирного завершения не будет. Россия и гитлеровская Германия бьются насмерть, и весь мир внимает гигантской битве, не прекращающейся уже более ста дней".
"Мы, русские, часто были благодушны и беспечны. Много у нас в запасе сил, и таланта, и земли, и нетронутых богатств. Но не во всю силу понимали размер грозной опасности, надвигающейся на нас. Казалось, так и положено, чтобы русское солнце ясно светило над русской землей..."
Но, порицая благодушие, Алексей Николаевич с неизмеримо большим гневом ополчается против малодушия:
"Пусть трус и малодушный, для кого своя жизнь дороже Родины, дороже сердца Родины нашей - Москвы, гибнет без славы, ему нет и не будет места на нашей земле".
"Красный воин должен одержать победу. Страшнее смерти позор и неволя. Зубами перегрызть хрящ вражеского горла - только так! Ни шагу назад!.."
Как заклинание звучат заключительные строки статьи: "Родина моя, тебе выпало трудное испытание, но ты выйдешь из него с победой, потому что ты сильна, ты молода, ты добра, добро и красоту ты несешь в своем сердце. Ты вся в надеждах на светлое будущее, его строишь своими большими руками, за него умирают твои лучшие сыны.
Бессмертная слава погибшим за родину. Бессмертную славу завоюют себе живущие".
Алексей Николаевич по-прежнему предоставлял нам полную свободу в отношении заголовков. Вот и для этой статьи он предложил три названия - на выбор: "Ни шагу назад", "Зубами перегрызть вражеское горло" и "Москве угрожает враг". Мы выбрали последний вариант.
А теперь - о статье Толстого, опубликованной в газете 19 октября. Тема сложная, но чрезвычайно важная, вытекавшая из выступления Сталина 3 июля: "При вынужденном отходе частей Красной Армии... все ценное имущество... которое не может быть вывезено, должно безусловно уничтожаться". Газеты как-то глухо сообщали о тех жертвах, на которые мы сознательно шли, взрывая и уничтожая все, что не удавалось эвакуировать. Нелегко было советским людям идти на это, потому, вероятно, и газеты молчали.
В те дни прибыл с Южного фронта Николай Денисов. Он был там, где шли бои на подступах к Запорожью, видел, как эшелон за эшелоном уходили на восток наши заводы. О драме на Днепре следовало сказать во весь голос. И не для слез. "У нас их нет, - потом напишет Толстой, - их иссушила ненависть". А ради клятвы: "За гибель - гибель!"
Опять направился наш гонец в Горький с моим письмом к Алексею Николаевичу: "Мы хотим выступить со статьей о Днепрогэсе. Статья о Днепрогэсе вызовет еще большую ненависть к гитлеровцам... Посылаем к Вам Медведовского, он все расскажет".
Тема пришлась Толстому по душе. Три дня подряд, отложив все дела, Алексей Николаевич работал над статьей. Всех гнал от себя, чтобы не отвлекали.
- Только однажды, за обедом кажется, - вспоминает Медведовский, после напряженной многочасовой работы Толстой завел было обычно очень долгий разговор на любимую тему - о своей уникальной коллекции курительных трубок. Показал их.
Но корреспонденту было не до трубок. Он помнил, с каким нетерпением ждет редакция статью Толстого, и вроде бы шутя сказал:
- Алексей Николаевич, если я задержусь, меня уволят...
- Ничего, - улыбнулся в ответ писатель, - я вас как-нибудь устрою. Однако разговор, грозивший затянуться, на этом оборвался, - Толстой снова вернулся к письменному столу и принялся размашистым почерком дописывать свою статью.
К тому времени, когда статья была закончена и поступила наконец в редакцию, обстановка на фронтах еще больше ухудшилась, немцы вышли на ближние подступы к Москве, и все наши помыслы, все заботы сосредоточились на битве за столицу. Нужно было и в статье Толстого как-то связать Днепрогэс с Москвой. Пришлось Медведовскому еще раз ехать в Горький.
Читать дальше