Давид Ортенберг - Июнь-декабрь сорок первого

И все же враг еще не остановлен. Положение продолжает оставаться угрожающим. Опасность, нависшая над нашей Родиной, особенно под Москвой и в Донецком бассейне, исключительно велика.

В эти грозные дни особенно важно уметь правильно расценивать текущие события, не впадая ни в какую крайность. Недооценка опасности создавшейся обстановки является преступным легкомыслием, но не менее преступно и шарахаться в другую сторону, жить только сегодняшним днем, забывая о грядущем.

Никакая опасность, как бы сильна она ни была, не может затуманить перспектив нашей борьбы. Какие бы тучи ни застилали горизонт, мы твердо знаем: будет час - и для нас засияет солнце! Каких бы успехов ни достигал враг, всегда будем помнить: успехи эти - временные, победа в конечном счете будет за нами...

Внезапность нападения дала огромные преимущества врагу. Гитлер лихорадочно спешит использовать до конца это преимущество, пока оно еще существует. Он знает, что время работает против фашистов. Он старается перегнать время, ищет молниеносного решения борьбы, ибо длительная, затяжная война - гибель для фашизма. Вот почему новое, небывалое еще по яростному напору наступление немцев питается не столько их силой, как слабостью. Есть такие деревья - могучие на вид, но с прогнившими насквозь корнями. До поры до времени они надменно высятся над всем вокруг, но наступает час - и порыв ветра рушит их, как соломинку...

Но при всех этих условиях победа не придет сама. Ее надо добыть в упорных и ожесточенных боях, ценой героической и беззаветной борьбы. Победа не сваливается готовенькой с неба - ее завоевывают. Ребячеством было бы ожидать, что враг, даже чувствуя неизбежность провала своих планов, сразу покорно и беспомощно сложит руки. Наоборот: это только усиливает его ожесточение, его напор. Путь к нашей победе лежит через много суровых испытаний, жестоких и кровопролитных боев.

Воины Красной Армии должны пройти этот путь до конца. Сейчас мы еще только защищаемся. Мы бьемся с врагом не на жизнь, а на смерть, отстаивая свою свободу и независимость, отстаивая Советскую власть, спасая наших жен и детей от мук и насилий, наш народ - от рабства и физического истребления. Но, защищаясь, мы изматываем и обескровливаем фашистские орды, приближая этим час их разгрома. Чем крепче будет наш отпор врагу, чем мужественнее и упорнее будут противостоять воины Красной Армии яростному натиску гитлеровских мерзавцев, тем ближе час нашего торжества.

На каждом рубеже стойко и отважно биться с врагом, непрерывно истреблять его живую силу и технику! Отобьем натиск гитлеровских орд, сделаем подступы к Москве и Донбассу могилой для фашистов! В наших силах добыть победу! Наше упорство и бесстрашие в борьбе остановят озверелого врага, решат в конечном счете исход войны".

Не могу сказать с полной уверенностью, кто писал эту передовую. Но хорошо помню: когда ее принесли мне, у меня был Петр Павленко. Я знал по нашей совместной работе в газете "Героический поход", какой он превосходный мастер по части передовых. Был там такой случай. Потребовалось нам в срочном порядке дать передовую о подготовке войск к действиям в непривычных для них условиях зимнего Заполярья, с его круглосуточной ночью, дремучими, заваленными снегом лесами, непроходимыми болотами, бесчисленными озерами и неприступными гранитными утесами. Решили мы с Павленко писать эту передовую вдвоем. Петр Андреевич сел за мой стол, а я по привычке прохаживался из угла в угол и размышлял вслух. Павленко писал молча и очень быстро. Так быстро, что я даже усомнился: слушает ли он меня? Минут через тридцать сорок передовая была готова. Павленко вручил мне рукопись, озаглавленную коротко и энергично. "В лес!" Прочитал я текст и ахнул от неожиданности: из всего, что я "диктовал" Петру Андреевичу, остались лишь факты. Остальное он написал по-своему, лаконичными фразами, звучащими как афоризмы, убедительно и эмоционально.

Вспомнив тот случай, я спросил его:

- Петр Андреевич, срочных дел у тебя сейчас нет? - И, не ожидая ответа, попросил: - Поколдовал бы ты над этой передовой!..

Он взял ее у меня и ушел в свою комнатку. Через два часа вернулся и вручил мне те же пять листиков, но каждый из них был испещрен его бисерным почерком, многие абзацы переписаны заново, приклеены вставки. Строки о дереве с прогнившими корнями - это одна из его вставок.

Когда передовую набрали, Петр Андреевич снова зашел ко мне, сделал в гранках несколько дополнительных поправок и отметил с шутливой улыбкой: