Майкл Масманно - Специальные команды Эйхмана. Карательные операции СС. 1939—1945

Выражение лица Олендорфа не изменилось. По его лицу даже пробежала легкая тень улыбки, не циничной ухмылки и не сдержанной усмешки, не насмешки, а именно улыбки понимания умным человеком происходившего в зале, осознание того, что случилось то, что неотвратимо должно было случиться.

Без тени озабоченности или раздражения он снял с себя наушники, вежливо передал их охраннику, стоявшему рядом, и ступил обратно в кабину лифта с развернутыми плечами, гордо поднятой головой и легкой улыбкой, которая так и не покинула его лица.

Дверь с легким шумом закрылась, и Олендорф исчез, как будто он уже повис в петле на виселице. В притихшем просторном зале, где никто не осмеливался дышать, разговаривать или шевелиться, было слышно только жужжание колес опускавшегося в шахте лифта. Наступила пауза, во время которой тишина стала еще более отчетливой.

Затем снова послышался мягкий звук работы механизма лифта, и снова открылась дверь судьбы. На этот раз прибыл Гейнц Йост, высокий, с глубоко посаженными глазами, сохранявший полное спокойствие на лице. Он сделал шаг вперед, под яркий свет флуоресцентных ламп, взял и надел наушники и с ожиданием посмотрел в сторону судей. Для того чтобы вынести ему приговор, потребовалось всего несколько секунд.

«Гейнц Йост, в соответствии со статьями обвинения, по которым вы признаны виновным, трибунал приговаривает вас к пожизненному заключению».

Подсудимый слегка кивнул и вновь выпрямился. На его лице выразилось такое облегчение, будто он услышал, как от имени трибунала ему сказали: «Доводим до вашего сведения, что вы отправляетесь в кругосветное путешествие по классу люкс». Наверное, такое облегчение принесло ему пожизненное заключение вместо петли. Очевидно, что в тот момент все, что угодно, кроме виселицы, могло показаться подсудимому благом, финалом, о котором следовало молиться. Несмотря на то что, как командир эйнзатцгруппы А, Йост заслуживал смертной казни, судом было установлено, что он пытался иногда саботировать выполнение приказа фюрера по поводу евреев, что было истолковано в его пользу, и за это пусть несколько запоздалое раскаяние суд решил проявить к нему снисхождение.

Я передал микрофон судье Спейту, который, в свою очередь, огласил приговор о смертной казни через повешение для Эриха Наумана и 20 годах тюрьмы для Эриха Шульца. Затем судья Диксон объявил, что Франц Зикс приговаривается к 20 годам заключения, а Пауль Блобель — к смерти через повешение. Я снова взял микрофон и зачитал приговор о том, что Вальтер Блюме и Мартин Зандбергер оба приговариваются к смертной казни через повешение. Так, сменяя друг друга после объявления приговоров двум обвиняемым, мы вынесли 21 вердикт. Матиас Граф был освобожден.

Лифт поднимался и опускался, как неумолимый маятник судьбы. Все подсудимые, за исключением двоих, приняли решение суда, сохраняя твердость духа. Смело глядя в сторону суда, гордо выпрямившись, не пытаясь жаловаться или выражать недовольство, они приняли свой приговор, наверное, с той же готовностью, с которой сами привыкли отдавать приказы, в результате которых 1 миллион человек когда-то отправился навстречу с вечностью. Вернер Брауне был настолько беззаботен, что даже не взял на себя труд надевать наушники. Он приложил к уху один из них, будто отвечал на телефонный звонок. А затем, получив сообщение, что он должен быть повешен, Брауне убрал наушник и пробормотал что-то типа «Что ж, дело сделано».

Бывший священник Эрнст Биберштейн предпочитал не смотреть ни на суд, ни на кого-либо в зале. Выйдя из лифта, он поднял голову высоко вверх, как будто намеревался прочитать свой приговор на потолке. Он так и стоял в этой позе во время процедуры, когда решалась его судьба. Его поведение ничем не отличалось от того, как он, по его собственным словам, вел себя, присутствуя на казнях женщин и детей, которых сам же и обрек на смерть. Когда слова «смерть через повешение» были переведены на немецкий («Tod am Galgen») и доведены до него через наушники, он шагнул назад, не изменив своего взгляда, будто пытался дочитать окончание интересной истории на потолке кабины лифта.

Обвиняемый Эдуард Штраух вел себя в зале суда совсем не так героически, как рядом с ямами-могилами, когда он приказывал перед расстрелом извлекать изо рта приговоренных золотые зубы и коронки. За два дня до того, как был зачитан приговор, он слышал обвинительное заключение, не выказывая никаких необычных симптомов, но, вернувшись на место, стал что-то сбивчиво говорить охране. Он снова был осмотрен врачами, которые не нашли никаких умственных отклонений в его поведении. Теперь он стоял перед судом, понимая, что все его уловки оказались напрасными и он был приговорен к смерти через повешение за обширный список преступлений, которыми в более удачные дни своей жизни он так любил хвастаться.