Мери Латьенс - Жизнь и смерть Кришнамурти

Долина Риши была больше, чем школа; там находился бесплатный сельский центр, где 70 ребятишек из соседних деревень получали образование и медицинскую помощь. Беседуя в тот год с учителями из Долины Риши, К. ответил на вопрос: «Разве страдание не притупляет ум?» так, что я была сильно поражена, прочтя впоследствии его слова: «Мне следовало бы скорее думать, что ум утомляет продолжение страдания, а вовсе не его воздействие... Пока вы не устраните страдание, оно будет неизбежно притуплять ум».

В Мадрасе только что открылась дневная школа Кришнамурти для совместного обучения, названая просто «Школа», она обучала 112 детей в возрасте от трех до 12 лет.

К. очень хотел открыть школу в Охай, не дожидаясь решения вопроса о KWING. Была получена консультация архитектора, выбран директор, что вызвало смятение у попечителей американского Фонда, не имевших ни средств, ни земли для подобного рискованного предприятия; но К. никогда не останавливали подобного рода возражения, если ему действительно чего-то сильно хотелось. К счастью, в сентябре дело было улажено, еще до того, как подыскали подходящий участок земли. Тем временем К. побывал вместе с Мери Зимбалист в Сан-Диего, где был записан на цветную видеопленку цикл из 18 диалогов на разные темы между ним и доктором Алланом Андерсеном, профессором религиозного образования в Государственном Колледже Сан-Диего. Последние две беседы касались вопроса о медитации. В них К. трижды подчеркнул, что медитация покрывает «Всю область бытия», и что все усилия медитировать есть отрицание медитации. Один из его наиболее искусных отрывков о медитации прозвучал в беседе несколькими годами ранее:

«Медитация — одно из величайших искусств в жизни — возможно, высочайшее, поскольку ему нельзя ни от кого научиться. Вот в чем красота медитации. У нее нет ни техники, ни авторитета. Когда изучаешь самого себя, наблюдаешь себя, наблюдаешь как ходишь, ешь, что говоришь, сплетни, ненависть, ревность, если осознаешь все это в себе, без выбора, — то это часть медитации. Поэтому медитация может происходить тогда, когда едешь автобусом и гуляешь в лесу, полном света и тени, или слушаешь песни птиц, или всматриваешься в лицо жены или ребенка».

Вскоре после Сан-Диего К. выступал в Санта Моника в последний раз. На одной из бесед его спросили: «Я слушаю вас уже некоторое время, но изменения не ощущаю. Что не так?» К. ответил: «Может быть, вы не серьезны? Может быть вам все равно? Может, у вас столько проблем, что вы погрязли в них, не имея времени для отдыха, мгновения, чтобы взглянуть на цветок?.. Сэр, вы не отдаете этому свою жизнь. Мы ведем разговор о жизни, а не идеях, теориях, практике, технологиях, — наблюдаем всю целостность жизни, что есть и ваша жизнь».

В то время К. сообщил Мери, что ему еще нужно лет 10–15, чтобы успеть сделать задуманное. Он сообщил, что тело его начало разрушаться (ему исполнилось 79 лет), хотя мозг оставался нетронут. Вскоре после прибытия тем летом в Шалле Таннегг он проснулся, сообщив о том, что с ним произошло «нечто необычное, что-то расширилось, принимая в себя всю вселенную». В то же утро он продиктовал Мери письмо относительно школы в Охай: «Она должна произвести людей с такой религиозной основой, чтобы это качество сохранялось в них, чтобы они ни делали, куда бы они ни пошли, какую бы карьеру ни избрали». Было очень жарко в Гштааде, поэтому на встрече в Саанене К. казался рассеянным, страдая головной болью. Он стал еще более чувствителен, не выносил прикосновений к себе; в то же время у него шли «чудесные медитации». «Мой ум, — говорил он Мери, — выполощен, вычищен, оздоровлен, более того, меня охватывает чудесное чувство радости, экстаза».

Перелетая в одиночестве в ноябре в Дели, К. оказался в одном самолете с Махариши (Махеш Йоги), который, сияя, подошел к К. с цветком в руке, чтобы поговорить. Из-за отвращения к гуру и системам медитации разговор вскоре прекратился. (К. рассказывал впоследствии, что лучше бы он просмотрел баланс).

В ноябре в Раджхате К. попросили дать определение своему учению. С удивлением он ответил: «Вы спрашиваете меня? Меня вы спрашиваете, что есть Учение? Я сам не знаю. Я не могу передать это в нескольких словах. Думаю, что мысль об учителе и обучаемом в корне неверна, по крайней мере для меня. Думается, что дело в умении поделиться, а не в том, чтобы обучить». Желая задать К. тот же самый вопрос во время написания второго тома его биографии, я написала короткое утверждение, начинающееся словами: «Революционная суть учения Кришнамурти...», послав ему для одобрения. Как я и ожидала, он все переделал, оставив единственное слово «суть». Текст приводится ниже: