Татьяна Шмыга - Счастье мне улыбалось

Был он в общении человеком приятным, надежным, несуетным, к различным жизненным ситуациям относился философски — за эту мудрость мы в театре даже называли его «ребе». Саша был заботливым мужем и отцом — любил жену, двух дочек. Он-то их любил, а они, позволю себе такое выражение, попросту «заездили» его, загнали прежде времени в могилу. Саша перенес инфаркт, потом еще один… Несмотря на болезнь, продолжал, как и прежде, помогать по дому, ходил за продуктами, таскал тяжелые сумки. А дома его ждали три вовсе не немощные женщины. Правда, его жена, не то поэтесса, не то драматург, довольно красивая, всегда считалась больной, и Саша оберегал ее от трудностей. И вот три эти женщины не сберегли одного, который их любил.

О себе Саша думал в последнюю очередь, никогда не жаловался, не забывал, что он мужчина, что должен быть сильным, опорой семьи… И после кончины он не удостоился забот. Как-то мы приехали на кладбище, где похоронен и Саша. Зашли поклониться ему и увидели, что могилка его не ухожена, по сути дела, заброшена… Так стало горько… Столько лет он дарил людям радость, отдавал близким любовь и заботу — и вот что получил взамен, вот чем все кончилось… Да и театр, где Горелик проработал столько лет, и мы, его коллеги, тоже хороши. У всех свои заботы, проблемы, здоровье стало подводить, и вроде бы нет времени лишний раз посетить место, где упокоился наш товарищ, положить цветы, помянуть… Печально…

Чтобы уйти от грустных мыслей, расскажу лучше забавный случай, который произошел на одном из спектаклей «Летучей мыши». На сцене — бал у князя Орловского. По задумке режиссера Айзенштейн-Горелик и Фальк-Каширский должны появиться с разных сторон так, чтобы столкнуться спинами. Горелик вышел из своей кулисы, пятится, пятится и должен был бы уже натолкнуться на Каширского, а того нет. Саша прошел спиной вперед сцену от одного конца до другого, ему пора произносить текст, чтобы услышать в ответ слова Фалька, но тщетно — тот по-прежнему отсутствует. В такие моменты кажется, что прошла не минута, а целый час.

Горелик уже просто стал ходить по авансцене в ожидании партнера и кричать совсем не по роли: «Фальк! Фальк! Ты где?», обращаясь в ту сторону, откуда должен был появиться Каширский. Наконец минуты через три тот появляется, но совсем с другой стороны. Уставший его ждать Саша, опять-таки не по роли, спрашивает уже не Фалька, а своего коллегу Николая: «Где ты был?..» В оркестре начинается самый настоящий хохот, музыканты ничего не могут с собой сделать, а я за кулисами вся на нерве — мне после этой несостоявшейся мизансцены надо выходить, у меня впереди очень хороший номер «Маска, маска, погоди» на музыку одной из полек Штрауса…

Что же произошло с Николаем Каширским? Во время спектакля шла трансляция какого-то футбольного матча из Америки, где играла наша команда. Для любителей спорта тогда (это было в начале 60-х годов) он был грандиозным событием (мне кажется, что у них и до сих пор чуть ли не каждый международный матч — это матч века). Вот Николай и заслушался настолько, что забыл про все на свете.

Каширский был очень популярным артистом — замечательный «простак», с чисто опереточным озорством, веселый, обаятельный. Миллионы зрителей полюбили его недотепу Тони, роль которого он сыграл в известном фильме «Мистер Икс», где снимался в окружении блистательных мастеров: Григория Ярона, Гликерии Богдановой-Чесноковой, Георга Отса, вместе с очаровательной, задорной Зоей Виноградовой. Николай мог играть и характерные роли… Когда ему говорили: «Коля! Ты ведь хороший артист», он отвечал: «От Бога…» И с юмором, но и всерьез — он знал о своем даре.

Мы с Николаем часто выступали на концертной эстраде, на телевидении, для которого Галина Александровна Шаховская поставила нам эффектный каскадный номер «Хацаца». Кстати, о выступлениях на эстраде — мне вспомнился сейчас очень смешной случай, который произошел с нами в Югославии. Это было еще при Хрущеве, который стал налаживать отношения с Тито. Мы были одной из первых групп советских артистов, приехавших в эту страну. Публика принимала тогда посланцев Советского Союза весьма сдержанно — сказывались годы вражды между Сталиным и Иосипом Броз Тито. Мы никак не могли расшевелить залы даже веселыми номерами из оперетг. В завершение гастролей были выступления в Титограде, где для нас подготовили какую-то наспех сколоченную сцену. Вышли мы с Николаем Каширским с номером из «Марицы». Коля запел свое «Поедем в Вараздин…», потом у нас был танец. И вдруг я почувствовала, как под моими ногами треснул настил из досок, они проломились, и я начала проваливаться в образовавшуюся дыру. Зацепившись ногами за один край, а шеей, плечами упершись в другой, я бросила взгляд вниз и увидела деревянные то ли балки, то ли стропила — на них держалась вся эта ненадежная конструкция, по верху которой мы так лихо прыгали. Николай до поры не видел, что со мной произошло, — он отплясывал свое. Когда же обернулся в мою сторону, то от растерянности не нашел ничего другого, как обратиться к публике: «Пардон». И только потом бросился вытаскивать меня. Мой «провал» обернулся для нас оглушительным успехом — в зале стоял стон восторга, от прежней холодности публики не осталось и следа.