Или, может, не нужен дом человеку вовсе? Не нужна своя крыша на головой? Не было своего дома ни у писателя Набокова, ни у художника Бурлюка. И не плохо, бездомные, прожили. Сколько насочинили, нарисовали…
Выходит, я человек старомодный, несовременный. Не футуристка. Нужен мне свой дом, своя крыша. Нужен мне вместительный шкаф для платьев. И светлое трюмо нужно. И письменный стол… Впрочем, помню, как слыхала от Шостаковича, что писать и на собачьей будке можно, когда мысли есть…
Не знаю, не знаю…
Я только знаю, что всем сейчас трудно, всем несладко, кто в бывшей Стране Советов родился. С треском рушится злой колосс на глиняных ногах, в военные сапоги обутых. Землетрясение. А землетрясение — всех затронет, всех коснется…
Я знаю это. Но все равно свою крышу над головой мне иметь хочется…
В самом начале января 1993 года, точнее третьего, в воскресенье, мы приезжаем с Родионом в аэропорт Шереметьево. Возвращаемся в Мюнхен.
К шестидесятилетию Щедрина в Москве и Санкт-Петербурге прошел маленький фестиваль его музыки. Он получил к тому же Государственную премию России. Новой России! Очень торжественно получил, в Кремле.
Настроение у нас приподнятое. Меня провожают друзья с цветами. Отдаем наши паспорта молодому пригожему пограничнику. Он, узнав нас, приветливо улыбается и сосредоточенно склоняется над паспортами в своем сторожевом закутке.
Вас я выпущу, — обращается он к Щедрину. — А вас, Майя Михайловна, не могу. Ваш паспорт с первого января недействителен.
Почему недействителен? Я начинаю волноваться.
Как это может быть? Срок его годности истекает лишь в ноябре 1996 года. Посмотрите. И выезд мне разрешен. Вот штемпель «многократно» до первого ноября 1993-го. Он еще действителен.
Но пограничник возвращает мне паспорт.
— Я все это вижу. Повторяю, ваш паспорт недействителен с первого января 1993 года.
— Как так? Вы ничего не путаете?
— 31 декабря — в мое прошлое дежурство — я бы вас выпустил. Паспорт был действителен. А сегодня выпустить не могу. Паспорт недействителен.
— Что же мне делать?
— Попробуйте обратиться к консулу в аэропорту Шереметьево. Номер его телефона…
Родион записывает цифры на посадочном талоне. Он взбешен:
— Теперь вы понимаете, отчего все бегут отсюда?..
— Не кричите на меня. Я выполняю инструкцию.
Мы звоним консулу. Вот такой диалог:
— Слушаю.
— Здравствуйте. С вами говорит Плисецкая.
Молчание.
Я продолжаю:
— Меня не выпускают. Пропадет авиабилет. Послезавтра объявлен концерт в Брюсселе. Как мне быть?
— Ничем помочь не могу.
Трубка на другом конце провода укладывается на рычаг.
Давненько таким ледяным, неприветливым тоном не говорили со мною в этой стране. Давненько не отвечали на приветствие…
Мы начинаем лихорадочно искать выход. Кому позвонить? Чей телефон наизусть помним? Но кого застанешь — вот вопрос — сегодня воскресенье?..
Разбираю по радио, что уже объявлена посадка. Через полчаса самолет взмоет в воздух. Раз так, пускай Родион летит один. Пускай захватит мой чемодан и лебединую пачку. А я с утра брошусь по министерствам паспорт менять. Авось, пойдут навстречу. Тянуть не будут. Как бы только немецкую визу в новый паспорт поставить? К немецкому посольству не подойдешь. Там многие тысячи жаждущих…
Наконец через знакомого, тот через другого, другой — до следующего — узнаем телефон дежурного по Министерству иностранных дел. Голос приветливый.
— Да, это так. Так. Ваш тип паспорта, Майя Михайловна, более не действителен. Надо будет поменять.
— Это можно сделать завтра?
— Нет, завтра нельзя.
— Почему?
— Раньше апреля новые паспорта еще готовы не будут…
Какая абракадабра! Ничегошеньки не поменялось в нашей жизни. Та же рабская зависимость от внезапных прихотей Властей. О страна абсурдов! О мать-Россия!..
Но тут в момент телефонных переговоров напротив меня внезапно оказывается немолодой пограничник в погонах майора. Он переминается с ноги на ногу, ожидая окончания разговора.
— Мне передали, Майя Михайловна… Вы говорили с консулом? Что он ответил? Я рискну Вас выпустить под свою ответственность. Пожалуйста, не беспокойтесь. Я старший в смене. Мне очень понравилась Ваша «Дама с собачкой», которую я видел по телевидению…
Через алюминиевую кишку мы входим в самолет «Люфтганзы». Успели.
Еще один стресс. Еще одно унижение. Еще одна идиотская нервотрепка.
Но и еще одна добрая мимолетная душа на пути моей жизни. Впопыхах я даже не спросила, как зовут отзывчивого майора.
Читать дальше
политика - удел политика. балет- балерины. крошки балета и лавина детских, беспомощных всхлипов по непонятности и неоцененности.
ну и отказались бы от ленинской премии. маленькие суточные ? ну и не рвитесь за границу. а скандалы в мире сцены были и будут.
и еще. книгу в серьез не редактировали. не смогли? не дали?
рыхлая. бесформенная. в " сале" сюжета тонкая прослойка балета.
кстати - так почти всегда. великие мастера и плохо образованы и самонадеянны.
вы, майя, какой вуз закончили?
всю жизнь в потных репетициях.
это чувствуется мгновенно.
хуже вашей книги - только книга раисы горбачевой. увы...
занавес!
лесть вам залепила и глаза и уши.
с этого наркотика еще никто не слез!!!