Майя Плисецкая - Я, Майя Плисецкая

Две трети набрали лишь трое соискателей — Слава Ростропович, актер Николай Черкасов (Иван Грозный, Александр Невский) и я. Был выдвинут за «Ивана Денисовича» в тот год и Солженицын. Чувствуя, что художественные симпатии большинства членов комитета негласно на стороне писателя-бунтаря, официальная партийная газета «Правда» опубликовала в день голосования зубодробительную статью, обвинившую Солженицына во всех смертных грехах, в первую очередь политических. Кандидатура писателя была снята…

Все пошло наперекосяк. Хрущев отказался утвердить тайное решение членов комитета, сетуя, что все трое прошедших — исполнители, а не творцы Было назначено повторное голосование. Поэт, редактор «Нового мира», Твардовский голосовать вторично шумно отказался. Неужели не стыдно будет, говорил он, носить выпрошенную у власти по неправде медальку?.. Несколько наиболее смелых его поддержали. Однако, с грехом пополам, в лауреаты прошли еще трое «творящих» — писатель, художник, журналист.

Из сегодняшних дней можно усмехнуться: Майя Плисецкая — лауреат премии Ленина. Как такое возможно!.. Но, получив этот высший знак советского отличия, я была в те дни горда и счастлива. Лицемерить не буду. Меня предпочли тайно, не обратив внимания на ворох подметных писем, отправленных моими «доброжелателями» в адрес президиума комитета. До меня Ленинскую премию в балетном искусстве получили лишь двое: Уланова и Вахтанг Чабукиани. Я стала третьей в этом ряду. У музыкантов это звание, вспомню, уже носили Прокофьев, Шостакович, Хачатурян, Ойстрах, Рихтер, Гилельс. А ныне в один год со мной — Мстислав Ростропович.

Сейчас вся мишура прежних советских регалий покоится на свалке смены времен. Но человек всегда живет настоящим. Только настоящим.

(Сталинской премии я не сподобилась. За «Хованщину» однажды попала в список претендентов — Голованов настоял. Но идейное неблагополучие моего семейства тотчас свело на нет его затею.)

Вновь вернусь к «Кармен». После отказа Шостаковича я стала подступаться к Хачатуряну. Наши дачи располагались по соседству — в подмосковном поселке Снегири. Дачники, как и положено российским дачникам, совершали моционы, и на прогулках я толковала Араму Ильичу о своей затее. Но дальше разговоров дело не ушло…

И вот новое действующее лицо. В конце 1966 года в Москву приехал на гастроли кубинский национальный балет. Моя мать, неутомимая московская театралка, побывала на их представлениях и увлеченно стала зазывать меня «посмотреть на кубинцев». Дело было зимнее. Спектакли шли в Лужниках. Снег, темень, гололед. Лень-матушка. Но я все ж выбралась. Шел балет, поставленный Альберто Алонсо. С первого же движения танцоров меня словно ужалила змея. До перерыва я досиживала на раскаленном стуле. Это язык Кармен. Это ее пластика. Ее мир.

В антракте я бросилась за кулисы.

Альберто, вы хотите поставить «Кармен»? Для меня?

Это моя мечта-Диалог — без «здравствуйте», без представлений. Сразу. В лоб. Как гром в ясный день.

Альберто предстояло днями вернуться на Кубу и, если к сроку придет официальное приглашение советского министерства, вновь прилететь в Москву…

С готовым либретто, — пообещал он.

В девять утра следующего дня я уже сидела в приемной у Фурцевой. Ее секретарь Любовь Пантелеймоновна (Любовь Потелефоновна, как ее прозвали посетители) поморщилась:

— Что же вы, Майя Михайловна, без звонка. Екатерина Алексеевна…

Но, на мое везение, Министр появилась на пороге своего кабинета и приветливо поинтересовалась:

— Это вы ко мне в такую рань? Вместо балетного класса?..

— Екатерина Алексеевна, мне позарез нужно вас видеть. Это так важно…

Сбиваясь, не очень-то внятно я стала просить Фурцеву пригласить Альберто Алонсо на постановку «Кармен» в Большом театре.

Иностранных балетмейстеров в императорском театре не жаловали. Точнее, на пушечный выстрел не подпускали. Заразят, поди, девственный Большой балет разными тлетворными западными влияниями. Развратят. Загубят. Но то был кубинец, народный демократ, чья труппа успешно укрепляла дружбу народов стран социалистического лагеря…

Вы говорите, одноактный балет? На сорок минут? Это будет маленький «Дон Кихот»? Верно? В том же роде? Праздник танца? Испанские мотивы? Я посоветуюсь с товарищами. Думаю, это не может встретить серьезных возражений. Хорошо укрепит советско-кубинскую дружбу…

Фурцева согласилась на «Кармен» так легко — после моей недавней Ленинской премии. Премия хорошо подкрепила мое положение. Год-два-три я могла стричь купоны. Отказать премированной прима-балерине в небольшом балете вне театрального плана было бы кляксой. Министры умели держать нос по ветру! Репутация моя, как классической танцовщицы, была безупречна — никаких подвохов со стороны танца-модерн предполагать было нельзя. Да, наконец братание с бородатым Фиделем достигло экстатической эйфории…