— Ненавижу немцев! — заплакала Лиза. — Двести шестьдесят дней мы жили в гетто, в Хотимске.
Лиза рассказала, что всех обитателей еврейского гетто согнали к противотанковому рву за городом. От родителей [215] стали отнимать детей, со взрослых срывать одежду. Затрещали пулеметные очереди. Лизе удалось убежать в лес, ее родители и сестра, приехавшая с маленькими детьми на лето к матери, навсегда остались во рву.
Разные судьбы и разные дороги приводили девушек в наш отряд. Уже опытными партизанками были в «Славном» Паша Лемтюгова и Юля Холопова. Не желая работать на оккупантов, ушли к народным мстителям медицинские сестры Нина Щелокова и Татьяна Васильева. Спасаясь от угона в Германию, бежали в лес Шура и Нина Волтовы. Чтобы избежать провала, пришлось уйти из-под Могилева нашим связным Марии и Татьяне Кусковым. Боевые подразделения пополнили Вера Кокошкина и Настя Карнаушенко, Женя Королева и Ольга Дыля. В санитарной части работали Ольга Шандыба и внимательная, заботливая няня Матрена Григорьевна Устьянцева.
Очень разными были наши девушки. Нежными и мечтательными в минуты затишья: сплетали из полевых цветов венки, гадали на лепестках ромашек, пели песни. В бою они становились смелыми и волевыми воинами, неустрашимыми народными мстителями.
«Славному» предстояло проделать немалый путь, чтобы, выполняя приказ Центра, выйти в район Могилева. В ночь на 10 мая 1943 года отряд с боем пересек железную дорогу Унеча — Кричев и углубился в лес. Через несколько дней он остановился возле Гуты Осиновской, близ Сожа.
Шли мы медленно. Шестаков и Рыкин действовали осмотрительно. Снова выслали вперед усиленную разведку и головной отряд. Впереди на многие километры простиралась открытая местность, а в населенных пунктах, расположенных поблизости от шоссе и железной дороги между Могилевом, Гомелем и Жлобиным, размещались части 221-й охранной дивизии. Люди В. В. Рыкина сообщали, что в последнее время заметно активизировались вражеская контрразведка, полевая жандармерия и полиция.
Бойцы томились, ожидая, когда отряд двинется дальше. Они осаждали командиров подразделений, групп просьбами отправить их на задание. Об этом докладывали, в частности, старшие лейтенанты Григорий Головин и Василий Романьков, лейтенант Иван Егорычев, старший сержант [216] Кондратий Мадей, который теперь командовал комсомольско-молодежной ротой.
Майор Шестаков внимательно выслушивал их, а когда они уходили, в штабе начинался оживленный разговор на эту тему. Теперь мне приходилось тоже в нем участвовать. И не только как начальнику медицинской службы, но и как заместителю комиссара: тяжело заболевшего майора В. С. Пегова пришлось в сопровождении небольшой группы бойцов отправить обратно в клетнянский лес.
Василий Васильевич Рыкин считал, что, пока мы не достигнем заданного района, надо прекратить всякую боевую деятельность, чтобы не привлекать внимания противника. Вести только разведку. Я был согласен с ним, но выдвигал иные доводы. Если мы на марше будем вступать в бои, у нас непременно появятся раненые, которые скуют маневренность отряда, замедлят его продвижение.
Молодой, энергичный начальник штаба лейтенант Оборотов жаждал, конечно, активных действий.
Анатолий Петрович Шестаков находился в более трудном, чем мы, положении. Выслушав нас, он должен был принять решение. В его руках были судьбы сотен людей. Майор был волевым и грамотным командиром. Он не только понимал значение разведки, но и лично участвовал в ее организации. Вместе с тем Шестаков видел, что сведения добываются медленно и с большим трудом. Понимал он и то, что крупный, хорошо вооруженный отряд не может и не имеет права долго сидеть без дела. Но ускорить поступление донесений от группы, ушедшей на глубокую разведку маршрута — за Сож, за Днепр и еще дальше в район Могилева, не мог даже многоопытный подполковник Рыкин. Пока что он обращал свой проницательный взор в сторону Гомеля, Жлобина, Рогачева и Быхова. Отряд же вынужден был сидеть и ждать. К тому же и Центр вдруг приказал задержаться в районе чечерских лесов, чтобы принять пополнение и боеприпасы. Настроение у людей сразу поднялось.
В течение нескольких ночей мы принимали самолеты с людьми и грузами. А вскоре поступили первые сведения из-за Днепра: наш головной отряд приступил там к подготовке базы.
Перед тем как двинуться по маршруту дальше, майор Шестаков разрешил организовать несколько засад и вылазок. Одну из операций, как всегда, удачно провел Кондратий [217] Мадей. С небольшой группой бойцов он пробрался в деревню Влазовичи, находившуюся в десяти километрах от крупного суражского гарнизона противника. Там, в конюшнях конного завода, под охраной роты гитлеровцев находилось несколько сот кавалерийских лошадей. Старший сержант не стал завязывать бой с охраной, решил дождаться ночи. Под покровом темноты Мадей с бойцами бесшумно снял часовых и выгнал из конюшен большой табун. Заслышав ржание и топот, фашисты, находившиеся в казарме, подняли панику. Когда они сообразили, в чем дело, и открыли огонь, наши партизаны были уже далеко. Отряд получил более сотни строевых коней. Правда, седел разведчики захватили мало, и нашим умельцам пришлось самим их изготовлять.
Читать дальше