Илья Давыдов - Юность уходит в бой.

Военком Пегов сидел в стороне и молча чистил маузер.

— Надо немедленно доложить в Москву, — решительно сказал Василий Васильевич.

Шестаков нехотя достал из планшета лист бумаги и опять принялся раскуривать трубку.

— Вижу: не хочешь людей обидеть, — прищурился начальник разведки. — Но для обиды нет оснований. Мы добиваемся выполнения приказа. Пиши: «Переход отряда задержан штабом 16-й. Мотив: отсутствие указаний фронта, недостаток проводников. Прошу вмешательства». Вот так. Потом разберемся.

Шестаков, хмурясь, вызвал радиста:

— Подготовь и передай с грифом «Срочно».

Потом мы все сели за стол и молча пили остывший чай. Когда же радист Толбузин, вернувшись в избу, доложил, что радиограмма передана, военком вдруг обрушился на начальника разведки:

— Вы поторопились! Надо было сперва поговорить с Рокоссовским или с членом Военного совета. В Москве только и дел, что заниматься нами...

Рыкин ничего не ответил. А Шестаков, поперхнувшись чаем, ядовито заметил:

— Долго же ты обдумывал свое мнение!

...Утром Шестаков выехал в Сухиничи. Вместе с ним отправился и я. Надо было повидать начсанарма, выяснить наши возможности для эвакуации раненых и договориться об обеспечении нас медикаментами на случай, если мы не получим их из Москвы. Не скрою: хотелось и повидать генерала Рокоссовского, прославившегося в боях за столицу.

В штабе армии мы прежде всего встретились с начальником штаба Малининым и начальником разведотдела [137] Вавиловым. Они приняли нас любезно. Даже не верилось, что именно они не хотят содействовать в переброске нашего отряда за линию фронта.

Потом в комнату, где мы находились, вошел коренастый широкоплечий дивизионный комиссар. Он с каждым поздоровался за руку и назвал себя:

— Член Военного совета Лобачев.

Старший лейтенант Шестаков подал ему документ и коротко доложил суть дела. Лобачев внимательно прочел бумажку и задумался, что-то припоминая.

— Это ваши подразделения были под Клином и Солнечногорском? — спросил он после некоторой паузы.

— Да, наши, — отозвался Шестаков. — Но они воевали не только там. Лыжники-автоматчики во главе с Ключниковым действовали под Крюковом. Да и здесь отряды нашей бригады, кажется, неплохо воевали.

— Отлично сражались, — кивнул головой член Военного совета. — Особенно отряд Лазнюка.

— Рота Лазнюка получила боевое крещение под Москвой...

Дивизионный комиссар еще более оживился:

— Хороших, настоящих солдат воспитали! Кстати, вас наградили за операции под Москвой? Мы с командующим, помню, ходатайствовали.

— У нас наградили семьдесят пять человек, — сказал Шестаков.

— Михаил Сергеевич! — Лобачев обернулся к начальнику штаба. — Надо помочь отряду.

— Понятно, — ответил полковник Малинин. — Но вы сами знаете, как плохо с людьми, а главное... Вот и Вавилов говорит...

— В самом деле, трудно сейчас, Алексей Андреевич, — поддержал Малинина начальник разведотдела. — Разведчиков мало, чтобы перевести за линию фронта пятьдесят человек! Дело не шуточное. Нужна хорошая подготовка.

Лобачев, вставая из-за стола, сказал:

— Во всяком случае, об этом отряде надо обязательно доложить командарму. Надо найти возможности перебросить их.

Минут через пятнадцать член Военного совета представил нас Рокоссовскому:

— Вот, оказывается, как бывает, Константин Константинович! Это и есть невидимки, заочно знакомые по [138] Клину, Крюкову и Солнечногорску. Теперь можете лицезреть их. А комсомольцы-лыжники, геройски погибшие в Хлудневе, из батальона Шестакова.

Чисто выбритое лицо командарма озарила улыбка.

— Что ж, согласен, надо помочь. — Рокоссовский обернулся к начальнику штаба. — Обдумайте хорошенько с Вавиловым, где лучше их провести. На мой взгляд — в районе станции Пробуждение. Заодно разведчики уточнят стыки в обороне противника.

Взглянув на часы, командарм шутливо предложил:

— Надеюсь, товарищи партизаны не откажутся позавтракать с нами?

— Если мы их хорошо попросим, — в том же тоне добавил член Военного совета.

Скромный, почти спартанский завтрак прошел в оживленной беседе. Рокоссовский интересовался действиями наших подразделений на Калининском фронте и под Москвой. Лобачев подробно расспрашивал об отряде Лазнюка. Потом он спросил у меня, готовы ли медики к действиям за линией фронта. Я рассказал, как вели себя наши товарищи во время Подмосковной битвы.

— Теперь вам придется труднее, — заметил дивизионный комиссар. — У вас не будет ни тыла, ни госпиталя... Я бы советовал прихватить с собой волокушу. На ней можно везти и груз и раненого.