Роберт Твиггер - Злые белые пижамы

Как только мы вошли в автобус, и, естественно, полицейские и сеншусеи тут же заняли места в конце автобуса, я обратил внимание, что Кейко, со своей обычной безумной и невозмутимой улыбкой, тоже ехала с нами. Я сразу подумал о том радушии, которое проявлялось в айкидо ко всем занимающимся, — словно все мы были членами одной общей семьи. Но на самом деле японцы всегда надеются, что ты поставишь собственные интересы на последнее место. Многие японцы знакомы с английским выражением «быть сосланным в Ковентри *» — они сразу же понимают, о чем идет речь, поскольку это вполне в японской традиции: создавать такую неприятную атмосферу, когда тебе все-таки придется сыграть роль Капитана Оатеса и пожертвовать собой, даже если этого не хочется. (Между прочим, большинство японцев считает подвиг Оатеса совершенно нормальным поступком — они придумали для себя, что его заставили выйти из палатки в результате негласного решения большинства, поскольку именно так бы случилось в Японии. *)

Автобус тащился через Токио и заехал в Чибу. Мы проехали завод по сжиганию мусора, в это время приторная девушка, предоставленная автобусной компанией для нашего сопровождения, рассказала нам, сколько в точности мусора сжигается на заводе ежедневно. Мы выразили уважительное восхищение острову «Гоми», который построен из мусора и находится в Токийском заливе. Мы проехали по подвесному Радужному мосту и были проинформированы о его точной длине в метрах, а также о том, что он на 327 метров короче моста через Йокогамский залив. По-видимому, мосты в Японии олицетворяют романтику — в любой субботний вечер вы можете увидеть ряды Тойот и Ниссанов, припаркованных с включенными фарами по всей длине моста через Йокогамский залив, пока влюбленные парочки всматриваются в темные воды глубиной в сотни метров у их ног. Никто не занимается сексом — для этого есть «гостиницы любви» — здесь они просто наслаждаются необъяснимой романтической атмосферой, которая непонятна западному наблюдателю из-за большого количества присутствующих.

В храме будо в Кашима (префектура Ибараки), который расположен в небольшом лесочке, где из-за громадных сосен и кедров едва заметны деревянные похожие на пагоды строения храма, мы бросили монетки в алтарную решетку и отправились на поиски прохладительных напитков. Вокруг входа в храм было множество сувенирных лавочек, торгующих деревянными дощечками удачи, и магазинов традиционного оружия. Когда мы усаживались обратно в автобус, я заметил, что Кейко приобрела традиционный деревянный меч, обернутый в прозрачную упаковку, чтобы покупатель мог его рассмотреть. Неудержимый Хал, студент университета, высказался по этому поводу: «Он, конечно, в целлофане, но это не значит, что ты можешь его съесть», — и Кейко одарила его в ответ суровым взглядом. Но это и правда была странная покупка для женщины; несмотря на то, что по японской традиции женщины могли заниматься боевыми искусствами, очень редко можно было увидеть свидетельство этого.

Мы прибыли на место.

— Черт, — сказал Бен. — Это похоже на армейские казармы.

— Я говорил тебе, — сказал Билл, хотя он ничего такого не говорил. — Чего ты ожидал?

— Я представлял себе бревенчатые домики вокруг открытой площадки додзё, маты на открытом воздухе или что-то в этом духе, — сказал я.

— Четырехэтажные бетонные бараки, — разочарованно сказал Бен.

Здание додзё производило более благоприятное впечатление. Оно было расположено недалеко от бараков и представляло собой огромное строение из дерева с массивными деревянными дверями на каждой стороне. Двери были распахнуты, и это давало ощущение легкости и открытости. Если постараться, можно было почувствовать в воздухе запах моря. До моря было рукой подать, но в какой конкретно стороне лежал берег, никто не знал.

Когда Ага увидел ступени крыльца додзё, он чуть не подпрыгнул от радости. Он и Малыш Ник взяли с собой роликовые коньки, а десять ступеней крыльца, опоясывавшие здание по всему периметру длиной сто пятьдесят метров, представляли собой первоклассную площадку для катания. Глупый Ага! Здание додзё считается священным местом. Катание на роликах по его крыльцу неизбежно будет выглядеть кощунством с точки зрения японца, но ни Ага, ни Малыш Ник, по-видимому, об этом и думать не хотели. Они быстро переоделись в шорты из лайкры, переобулись в роликовые коньки и начали «осквернять» крыльцо додзё.

Нас распределили по комнатам. Мне предстояло жить вместе с Сакума, Хэлом и еще парой копов, единственным другим иностранцем в моей комнате был Билл. Сакума медленно приходил в себя после унижений, пережитых ранее. Он очень сильно похудел, но что самое важное, он не собирался сдаваться, несмотря на то, что сейчас получал ударов и пинков еще больше, чем ранее. Сакума заслужил уважение своей стойкостью. Копы перестали его игнорировать, и дали ему прозвище Кума или Кума-тян, по-японски это значит «медвежонок». В самом деле в его облике было что-то от плюшевого мишки. Он принял меня в качестве семпай *, и настаивал на том, чтобы оказывать мне всякие мелкие услуги, например, наливал мне напитки и расчищал место, чтобы я мог присесть. В ответ, как я думаю, я должен был ободрять его и не мучить в течение курса. Это взаимоотношения «кохай — семпай» *. Обе стороны выигрывают, хотя на западный взгляд это скорее похоже на доминирование одного человека над вторым, и этот второй мало что выигрывает от таких взаимоотношений. Настоящий семпай — это как добрый старший брат. Его бросят, если он будет слишком плохо обращаться с младшим братом.