Роберт Твиггер - Злые белые пижамы

Было сложно сравнивать себя с теми иностранцами, которые сейчас проходили курс сэншусей. Я не знал, как они выглядели до начала курса. Сейчас, в середине, они все казались очень сильными и физически развитыми. Только Ник, англичанин, которого, как я видел, запугивал Мастард, был настолько неловким, что все еще делал странные ошибки в базовых движениях.

Студенты сэншусей избегали говорить с обычными учениками и сидели, мрачные и неулыбчивые, в раздевалке между занятиями. Я видел их только после занятий. Они все выглядели молодо с тонкими жилистыми телами. У одного из них была челка как у попугая какаду, что казалось весьма скандальным для гражданского копа, но, возможно, конечно, большую часть времени она была бы скрыта под шлемом.

Я знал, что если бы я начал курс, то уже не смог бы бросить. Слишком большой был бы удар по моей гордости. И если быть достаточно искренним, то я не сильно отличался от Адама, используя невероятно трудные тренировки, как способ доказать, я так рассчитывал, что я действительно существую.

Я задумался об остальной моей жизни. Что мне было терять? В конце концов это было всего лишь на год. Если сравнение возможно, то эквивалент начальной подготовки в школе Тессю занимал три года. С течением месяцев я развил в себе ощущение неизбежности. Я говорил об этом так много, медитировал над вероятными травмами, промывал себе мозги идеей, что курс был единственным способом моего реального прогресса в боевых искусствах. Большое решение постепенно растворилось в месяцах агонии подсознательного процесса самоубеждения в собственных способностях. Когда я заплатил деньги и отдал все формы, включая одну, где взял на себя всю ответственность за возможные повреждения и летальный исход, это вовсе не казалось таким уж большим делом.

Когда бы меня ни видел Мастард, он начинал посмеиваться надо мной и приговаривать: «Ты — мой! Ты — мой!», что, очевидно, должно было послужить мне предупреждением.

За три месяца до начала курса сэншусей была устроена «интернациональная вечеринка». Все иностранцы, которые занимались айкидо в додзё, и японский состав участвовали в ней.

Я разговаривал с Ником, который решил бросить курс за два месяца до окончания. У него было печальное лицо и он нервно тушил сигареты о кусок дыни. Под стрессом у Ника развилась астма. Во время занятия в режиме «хаджиме» (постоянная тренировка без отдыха) с японским учителем, который обладал репутацией безжалостного, у Ника началась гипервентиляция. Учитель заметил, что Ник перестал тренироваться, подошел и начал орать на него. А потом ударил его по лицу.

Ник сказал мне: «Я действительно испугался. Я говорю о том, что это Япония. Я совершенно не знал, что он собирался сделать. Он мог сделать что угодно…»

После того, как учитель ударил его, он заставил Ника сделать несколько серий вездесущих «кроличьих прыжков» (усаги тоби — стандартное наказание в Японии, упражнения, которые типично по-японски выглядят мило и глупо, но на самом деле требуют больший усилий). Сейчас усаги тоби запрещены в японских высших школах в качестве наказаний из-за летальных исходов. Вероятно, они также не являются и лучшим лекарством от гипервентиляции. Это привело Ника в крайне напряженное состояние. Беременность его девушки стала последней каплей, он оставил курс и уехал из Японии.

Другой учитель, Шиода-младший, сын основателя, славился особой жесткостью в отношении к неяпонцам. Поговаривали, что это был результат его вынужденного трехлетнего проживания в Англии в 1980-е, куда отправил его отец, в то время закладывавший фундамент для своих международных связей. В те годы молодому Шиода Англия показалась жалким местом. Молодые женщины, вероятно, смеялись над его чудным и исковерканным английским, и, как его литературный предшественник Натсуме Сосеки, он тосковал в холодном и мокром английском климате.

Говорили, что из-за неприятных английских воспоминаний, его вендетта против гайдзин была особенно заметна в отношении англичан.

Все это казалось слишком нелепым, чтобы быть правдой, но когда он подошел ко мне на зимней вечеринке в додзё, его манера общения была необоснованно агрессивной, хотя английский очень хорошим. Со своим монотонным, но почти истеричным допросом, Шиода-младший в свои 43 года, показался мне исключительным воплощением садистского офицера японской армии 1941 года.

— Почему ты решил учиться на курсе сэншусей? — вопрошал он.

— Я очень интересуюсь японской культурой и верю, что айкидо хорошо воспитывает Дух, — был дан стандартный ответ.