Александр Бондаренко - Денис Давыдов

— Бедняжка, что он должен был выстрадать — он, который боится воды, как огня!» [579] Собрание анекдотов из жизни русских замечательных людей. СПб., 1900. С. 164.

Думаете, невинная шуточка? Очевидный намек на события 1828 года, когда корабль, на котором император Николай I следовал из Варны в Одессу, попал в шторм! Так что речь шла о ком-то из ближайшего окружения государя…

Появлялись новые знакомства, но еще больше, пожалуй, укреплялись старые.

Николай Языков, из новых, но близких друзей (не случайно же Белинский сравнивал его в своей статье с Давыдовым!), адресовал ему восторженные стихи:

По поводу этих стихов Пушкин писал Языкову:

«Послание к Давыдову — прелесть! Наш боец чернокудрявый окрасил было свою седину, замазав и свой белый локон, но после Ваших стихов опять его вымыл — и прав. Это знак благоговения к поэзии…» [581] Давыдов Д. В. Сочинения Д. В. Давыдова. Ч. III. С. 184.

(Напомним, что Денис Васильевич внешность имел довольно оригинальную. Как вспоминал некий его дальний родственник, «Давыдов был много меньше меня ростом, широкоплеч, брюнет, на середине лба имел природный белый клок волос, лицо круглое, нос с маленькую пуговку, страшный был говорун».) [582] Стогов Э. И. Записки Э. И. Стогова // Русская старина. 1903. № 2. С. 273.

А сам Денис вдруг обратился к Языкову с необычайной просьбой:

«Вы может быть по чувству скромности думаете, что ничего не значит быть вами воспетым? Я же убежден в совершенно противном. Мне весьма льстит то, что гордая и независимая лира одного из первых самобытных поэтов наших, никогда и никого не воспевающая наперекор сердца и совести, удостоила прославить меня. Смотрите, чур не забывать меня после моей смерти, ибо не довольно благодетельствовать мне в течение жизни моей. Я уже некогда говорил о том Пушкину, Жуковскому, Баратынскому, Вяземскому, повторяю и вам то же самое. Напишите тогда общими силами мою некрологию, и произведите на свет не пролетный лист для воейковского Инвалида, а что-нибудь такое, которое бы осталось надолго. Не шутя, хотя и непристойно о себе говорить, я принадлежу к числу самых поэтических лиц Русской армии не как поэт, но как воин; многие обстоятельства моей жизни дают мне на это полное право: во-первых, благословение, данное мне великим Суворовым; пятилетнее адъютантство мое при князе Багратионе, герое в полном смысле слова, который, не взирая на малое образование свое, самобытным и проницательным своим гением познал все тайны военного искусства; наконец, тридцатилетняя служба моя и участие мое во всех войнах России этого времени; 1812 год, в который я зарубил свое недостойное имя. Я принадлежу бурному и мятежному веку Наполеона, извергавшему, подобно Везувию, событиями потрясающими, всесокрушительными, в пылу которых я пел, как некогда на костре тамплиер Моле, объятый пламенем. Наступил штиль и безмятежие, обо мне нет слуху и духу; соха и словесность поглощают всю мою деятельность. Но возникает новая буря, и я подобно алкиону, белеющемуся на черном небе. Война в Персии, и я тут, бьюсь и кочую у подножия Арарата; война в Польше, и я также на берегах Вислы, громлю и милую, хвалю и вешаю; имя мое, как казачья пика, торчит во всех войнах. Но мир заключен, я опять гражданин, отец семейства, пахарь, обожатель красоты во всех ее отраслях, — к юной ли деве, к подвигам ли военным или гражданским, к словесности ли — везде слуга ее, раб, богослужитель и поэт. Но полно предупреждать вас в похвальном о себе слове; к тому же я еще не умер» [583] Давыдов Д. В. Сочинения Д. В. Давыдова. Ч. III. С. 153–154. .

Нескромно? Может быть. Справедливо? Да — именно так все в его жизни и было. Завистники могут завидовать и обвинять его в нескромности…

С Пушкиным, давним своим другом, но человеком гораздо его моложе, представлявшим уже другое поколение, Денис, по собственному своему предложению, тогда же перешел «на ты».

«Твое ты сняло с меня 25 лет с костей и развязало мне руки; я молод и весел» [584] Там же. С. 144. , — писал он поэту.