П. Люкимсон - Царь Давид

«И сказал пророк Гад Давиду: не оставайся в этом неприступном месте, а иди, и придешь в землю Иеудину. И пошел Давид, и вошел в лес Хэрет…» (I Сам. 22:3).

Абарбанель, основываясь на древних источниках, утверждает, что сразу после того, как Давид ушел из Моава, царь этой страны казнил всех его родных, включая мать и отца. Лишь одному из братьев Давида удалось бежать в соседний Аммон, царь которого Наас (Нахаш) укрыл его у себя, за что Давид был ему глубоко признателен.

Хэретский лес и пещеры Одоллама – вот те области Иудеи, где скрывался в те дни Давид и где к нему постепенно стали стекаться, говоря словами Библии, «все угнетенные, и все теснимые заимодавцем, и все недовольные».

Разумеется, это перечисление не случайно. В те времена в горах и лесах обетованной земли бродило немало бежавших от суда убийц, воров, грабителей, сбивавшихся в разбойничьи шайки. Поэтому автору «Первой книги Самуила» было крайне важно подчеркнуть, что Давид не принимал в ряды своего стихийно формировавшегося отряда матерых уголовников. Зато у его костра находилось место тем, кто вынужден был удариться в бега из-за того, что не мог выплатить долги, вовремя не заплатил царю налогов и т. д. Здесь же, рядом со своим командиром, вскоре оказались дезертировавшие из армии Саула «тридцать витязей», а затем и племянники Давида, сыновья его сестры Саруйи (Церуйи) – Авесса, Иоав и Асаил. Таким образом, вскоре вокруг опального героя собралось четыреста человек – какая-никакая, а армия.

Если проводить какие-либо параллели, то невольно напрашивается ассоциация с Робин Гудом, легенда о котором возникнет спустя более двадцати веков после смерти Давида. Давид не просто отказался стать атаманом еще одной банды разбойников, а, напротив, стал защищать от разбойников и набегов филистимлян жителей окрестных городов и деревень, а также обретающихся на местных пастбищах пастухов, получая в обмен за эту защиту различную провизию.

Современный читатель, конечно, может поиронизировать по этому поводу; высказать мнение, что Давид попросту «крышевал» местных земледельцев и скотоводов, взимая с них дань за свое «покровительство». Как покажут дальнейшие события, такое сравнение тоже отчасти уместно, но лишь отчасти – нет никакого сомнения, что жители тогдашней Иудеи и в самом деле нуждались в защите и без отряда Давида им пришлось бы гораздо хуже.

Все это невольно способствовало росту популярности Давида в народе и возникновению новых народных легенд – теперь уже о несправедливо преследуемом царем «благородном разбойнике».

Усиление Давида, безусловно, не могло не тревожить Саула, призвавшего на большой совет в Гиве не только всех своих придворных, но и старейшин своего колена – колена Вениамина. Но Ионафана на этом совете не было – после бегства Давида Саул считал сына врагом и не разговаривал с Ним.

В своей речи на совете Саул не скрывал своей обиды на собравшихся – никто из них, по его мнению, не оказал ему должной поддержки, никто не сообщил ему вовремя о сговоре его сына Ионафана с Давидом. Более того, он понимает, что многие тайно сочувствуют Давиду, хотя это он, Саул, а никак не Давид раздавал им земли и почетные должности. Еще более того – если они думают, что, став царем, Давид продолжит одарять их этими благами, они ошибаются: он будет заботиться о своих братьях-иудеях, а никак не о вениамитянах. Текст Библии прекрасно передает всю горечь этой речи Саула и всю тяжесть бросаемых им своим сородичам обвинений:

«И услышал Шаул, что известно стало о Давиде и его людях, которые с ним. А Шаул сидел в Гиве под тамариском на холме, и копье его в руке его, и все слуги его стояли пред ним. И сказал Шаул рабам своим, стоявшим пред ним: слушайте же, сыны Биньяминовы, неужели всем вам даст сын Ишая поля и виноградники, всех вас назначит тысяченачальниками и стоначальниками? Что вы все сговорились против меня, и никто не довел до слуха моего, когда сын мой заключил союз с сыном Ишая, и никто из вас не позаботился обо мне и не довел до слуха моего, что сын мой поднял раба моего быть тайным врагом мне, как оказалось ныне?!» (I Сам. 22:6-8).

В этот момент перед царем и выступил Доик Идумеянин, решивший, что пришло время поведать царю о том, как первосвященник Ахимелех принимал Давида в Нове. При этом Доик «забыл» упомянуть, что Ахимелех был уверен, что Давид выполняет некое особое задание царя, зато подробно поведал, как первосвященник выдал ему «хлебы предложения», отдал меч Голиафа, а также запросил для него «урим» и «туммим». «А ведь „урим“ и „туммим“ можно запрашивать только для царя, то есть Ахимелех приравнял Давида к царю!» – добавил Доик.