«Свои убивали своего. Убивали молодого — перед такими же, как он, в назидание им, живым».
Зрелище это поразило впечатлительного солдата в самое сердце. Оно заставило его задуматься над природой смерти и над природой того государства и той атмосферы страха, в которых он жил:
«Я сам не могу забыть холодка страха, забирающегося внутрь, когда вдруг оказывался у здания ГПУ в своем городе. Зная, что под зданием находятся подвалы с арестованными, я невольно переходил на другую сторону. Я даже ловил себя на мысли о том, что это чувство давило на меня при встрече с работниками этих ведомств — так действовала их форма и цвет петлиц».
Его часть в окружение, а он в плен попал очень скоро — уже в мае 1942 г., под Харьковом. Его первой пересылкой стала тюрьма в Харькове, а первым немецким лагерем — дулаг в Первомайске на Буге. Там его, по-видимому, впервые допрашивали, заполняли карточку. Там же он пережил шок от расстрела немцами евреев и комиссаров и от предшествовавших расстрелу издевательств над ними.
В Первомайске Астахов записался в некие «специалисты». Сам он по наивности полагал, что вербуют в промышленность на оккупированной территории, откуда легко будет убежать к своим, но попал он не на восток, а на запад — в лагеря Восточного министерства Германии Цитенгорст и Вустрау — те самые, пребывание в которых ему «зачлось» при репатриации и фильтрации.
В начале декабря 1944 г. он и четверо других товарищей по Вустрау командируются в Рейхенау, что на Боденском озере на юге Германии, неподалеку от швейцарской границы. Отсюда — 17 февраля 1945 г. — побег в Швейцарию и интернирование в этой стране. После завершения войны — работа переводчиком в советской репатриационной миссии в Швейцарии и Лихтенштейне.
В ноябре 1945 г. он репатриировался и сам, а в декабре 1945 — арестован и примерно через год, после прохождении фильтрации, осужден по статье 58.1б к 5 годам ИТЛ, а потом, в 1948 г., еще раз — к 15 годам. В феврале 1955 г., после смерти Сталина и уменьшения срока он был досрочно освобожден со спецпоселения, вернулся в Баку, а после перестройки вынужден был перебраться в центральную Россию — в Переславль-Залесский.
Согласитесь, что довольно необычная, прямо-таки уникальная траектория!
2.
Воспоминания Петра Астахова представляют двоякую ценность. Прежде всего — это кладезь уникальных фактографических сведений, что бесценно для историков как военного плана и коллаборационизма, так и для историков советских репрессий. Кроме того, они выводят нас на ряд более общих вопросов философско-морального плана.
В то же время они и сами, — для того чтобы быть точно и адекватно воспринятыми, — нередко нуждаются в основательном комментарии.
Взять, например, центральный для всего повествования эпизод — пребывание в Вустрау. Астахов описывает даже волейбольные баталии в этом лагере, но ни разу толком не объясняет, что за организация, собственно говоря, базировалась в Вустрау.
Восполним этот пробел. В Вустрау базировались так называемые «Курсы подготовки административного персонала для оккупированных территорий», созданные в 1941 г. изначально по инициативе Министерства пропаганды (министр Геббельс), но с образованием в декабре 1941 г. Министерства по делам восточных земель (министр Розенберг) переданные в его ведение.
Непосредственными инициаторами, с немецкой стороны, и ответственными за курсы являлись Кнюпфер, Лейбрандт и Паллон — сподвижники А. Розенберга, комендантом был другой сотрудник того же министерства — Френцель. Среди преподавателей большинство составляли представители русской белой эмиграции, в частности, Д. Брунст, Ю. Трегубов, Р. Редлих, В. Поремский и др., служившие в Министерстве по делам восточных земель. Курсы выявляли и готовили из числа советских военнопленных тех, кому можно было доверить серьезные поручения на оккупированных территориях, при этом явное предпочтение при наборе отдавалось фольксдойче.
Отборочная комиссия Курсов выезжала в дулаги и шталаги на оккупированной территории, возглавлял ее барон Дельвиг, а с лета 1942 года — Брунст. Добровольцы из числа военнопленных оценивались по шестибалльной системе: люди с интеллектуальным уровнем ниже 3-х и выше 4-х отсеивались: первые как недостаточно развитые, ни на что не годные, а вторые — как слишком умные и хитрые, способные на роль двойного агента. Проверяли и на склонность к выпивке: приглашали на ужин и старались так напоить человека, чтобы у него развязался язык.
Читать дальше