На этнической войне снайпер не стреляет,
На этнической войне пули не свистят…
На этнической войне фронта нет и тыла,
На этнической войне враг внутри страны.
Об этом теперь создано много книг; я и сам посвящаю все свои писания исследованию этого процесса, стараюсь показать борьбу сторон, силу врага и слабость наших рядов. Не стану тут повторяться, но теперь из глубины колодца, в который нас погрузила история, я всматриваюсь в небо, где сияют звёзды и ещё не погасла для русского народа надежда, и вижу многое из того, что не успел или не сумел ещё сказать в своих книгах. А сказать, ох, как надо! Ведь мне без одного дня восемьдесят. Ведь сверстники мои, свидетели разыгравшейся в нашей судьбе трагедии, уходят. Снаряды всё ближе ложатся и в моём квадрате. Надо рассказать, надо прокричать не однажды уже слышанное нашими предками: «Люди, будьте бдительны!..»
Итак, повторяю: тараканы, клопы и блохи заползали к нам под рубашку не сразу. Мы давно слышали шелест их лапок, растекавшийся по всему телу чесоточный зуд и ловили их по одному, прижимали к ногтю, но разглядеть всю рать паразитов не могли.
Капитан, стоявший у руля государства, Сталин, увидел их раньше других, давал им щелчки по носу и лишь в конце своей жизни замахнулся кулаком, хотел ударить, но… не сумел. Не хватило ему мудрости и силы, хотя как раз в то время и кричали о нём на всех углах: и мудрый, и великий, и такой уж полководец, что равного ему во всём свете и не было. Но и такой вот полководец — не сумел.
Я как раз в то памятное для всего человечества время работал собственным корреспондентом газеты «Сталинский сокол» при штабе Московского округа Военно-воздушных сил, которым командовал генерал-лейтенант Василий Иосифович Сталин, сын вождя. И хотя по малости своего чина общался с ним редко, но кое-что видел.
Пёстрые картинки того времени я изобразил в книге «Оккупация». Заметьте, «Оккупация». Я не оговорился, не прилепил на обложку книги бездумное слово. Именно, оккупация. Ни больше и ни меньше. Оккупация. И это сразу после войны! Какая же оккупация, если мы только что отбросили эту самую оккупацию и оставили на полях сражений двадцать миллионов ребят?.. И, все-таки, повторю ещё раз: оккупация! Одну, немецкую, отбросили, а другая, американо-еврейская, уж брала в кольцо великую Российскую империю. Американский дипломат, наблюдая в 1945 году Парад Победы на Красной площади, заметил: «Ликуют! А того не понимают, что война с ними только начинается». И Сталин видел начало этой новой войны. Видел, конечно, не мог не видеть, но по какому-то наваждению творил невероятное: Жукова отправил в ссылку командовать игрушечным Одесским военным округом, Рокоссовского шуганул ещё дальше в Польшу, куда-то запрятал Кузнецова, расстрелял умнейшего из своих приближённых и убеждённо русского человека Вознесенского. А с кем же остался? Пляшущий еврейский танец под музыку еврейки-жёнушки хитрец со славянской физиономией Молотов, маршал с лакейской душонкой — и тоже под еврейским каблучком — Ворошилов, старичок с козлиной бородкой Калинин — и он, женатый на иудейке, тоже приплясывал еврейскую ламбаду, а дальше уж и вовсе хоть плюнь: Берия, Мехлис, Каганович, Микоян… Ни одного русского человека! Заметьте: ни одного! Ведь не назовёшь же русским русского, женатого на еврейке! И с этой-то рок-бандой да на «агентов влияния»!.. Чем не суворовский ход: Кагановича бросить на Мехлиса!
Не видели солдаты, пришедшие с войны, как за спиной у них разыгрывалась новая трагедия. С одной стороны, вроде бы власть здоровых сил — рабочих, колхозников, русских учёных, изобретателей. Эти тащили вперёд паровоз истории, двигали Россию к изобилию, в космос, ко всесильным ракетам… С другой стороны, Кремль, Старая площадь, обкомы, райкомы коммунистической партии. Сюда, словно ядовитые змеи, сползались «агенты влияния». Я в то время хотя и не часто, но бывал в ЦК партии на Старой площади, видел там молодцов, приготовлявшихся к генеральному наступлению по всему советскому и европейскому фронту. Если их окинуть проницательным взором, то можно было разглядеть каких-то юрких, текучих, как ртуть, мужичков в возрасте от тридцати до пятидесяти лет. Если вы русский и идёте к ним навстречу, они улыбаются, кланяются, а если повернётесь и пойдёте от них — сверкнут огневым нелюдским взглядом и угрожающе прошипят. На лицо они вроде бы русские, но это если на них смотрит человек малознающий и ещё меньше думающий. Но даже и у него мелькнёт странная мысль, что все они чем-то друг на друга похожи: и лицо, и волосы, и глаза… Иногда слышишь, как их называют черненькими русскими. Другой, глядя на такого, обронит: полтинник, то бишь полуеврей.
Читать дальше