Михаил Киссель - Джамбаттиста Вико

Киссель Михаил Антонович (род. в 1934) — доктор философских наук, профессор философского факультета Ленинградского университета. Специалист в области истории философии, автор многих работ по данной тематике, в том числе книг «Учение о диалектике в буржуазной философии XX века» (1960), «Судьба старой дилеммы. Рационализм и эмпиризм буржуазной философии XX века» (1974), «Философская эволюция Сартра» (1976) и др.

1862 г., 28 апреля, Маркс написал два письма: одно — Энгельсу в Манчестер, другое — в Берлин Лассалю. В обоих встречается имя Вико. В письме Лассалю целая характеристика: «…я обратил внимание на то, что ты, по-видимому, не знаком с „Новой наукой“ Вико. Ты, конечно, не нашел бы там ничего, относящегося к твоей непосредственной цели (Лассаль занимался тогда философией права. — М. К.), но все же книга эта интересна философским пониманием духа римского права в противоположность пониманию его филистерами от права… У Вико содержатся в зародыше Вольф („Гомер“), Нибур („История римских царей“), основы сравнительного языкознания (хотя и в фантастическом виде) и вообще немало проблесков гениальности» (1, 30, 512) [1] Здесь и далее в скобках сначала дается номер источника в списке литературы, помещенном в конце книги; потом курсивом — номер тома, если издание многотомное; затем — страницы источника (ред.). .

У Вико судьба провозрестника: непонимание, а иногда и прямое глумление современников, и слава в потомстве. Его часто сравнивают с другими мыслителями, и особенно с теми, которые защищают концепцию круговорота истории. Мы бы сравнили Вико с его младшим современником — Монтескье. Вот пример счастливого своевременного гения! В ту же самую эпоху Монтескье ставил перед собой ту же самую задачу — сделать из истории науку. Но при этом он мыслил вместе с эпохой, в духе эпохи и потому был понят и признан ею. Вико, наоборот, резко разошелся с духом времени. Великие перемены вызревали тогда на Европейском континенте, человечество расставалось со своим феодальным прошлым. Сначала всего лишь «в идее», вырабатывая привычку по-новому думать и судить, опираться на собственный разум, а не на авторитет веры и исторической традиции. И в это самое время в Италии появляется мыслитель, который с помощью изобретенных им странных принципов доказывает закономерность всего, что происходило в прошлом, совершается в настоящем и произойдет в будущем, и все это на том основании, что давно исчезнувший исторический мир позволяет понять «вечный закон», управляющий движением человечества. То, что уже было, повторяется вновь. Если как следует поймешь прошлое, можно стать пророком. Век Просвещения прославлял «чистый разум», освобожденный от предрассудков и так же ясно представляющий себе будущую судьбу человечества, как математик представляет числа и фигуры. Вико же доказывал, что обществом движет «простонародная мудрость». Конечно, с точки зрения «чистого разума» она выглядит смесью невежества с грубым суеверием, но нужно понять, что в свое время эта «смесь» была необходимой и достаточной для того, чтобы человечество, медленно продвигаясь по стезе прогресса, смогло достигнуть «просвещенных нравов». Представителям же «тайной мудрости философов» не следует слишком кичиться: ведь философский разум, по мнению Вико, выходит на сцену лишь в финале всемирно-исторической драмы, в момент завершения цикла развития и нужен главным образом для того, чтобы подвести итоги завоеваниям цивилизации перед тем, как исчезнуть вместе с ней.

Отношение к прошлому у Вико не было таким, как у идеологов Просвещения, которые смотрели на предшествовавший им этап мировой истории в лучшем случае с презрительным безразличием. В сознании Вико прошлое овеяно поэзией, вернее, оно само — «реальная поэзия», эпоха людей с могучей фантазией и необузданными страстями. Ценитель изящной литературы, живущий в век разума и просвещения, не может без тоски вспоминать о тех временах, когда жили гиганты вроде Данте или Ариосто. В эпоху Галилея уже не может быть Данте, и это безвозвратная потеря, ибо никакими ухищрениями эстетики, никакими трактатами о поэтическом искусстве не вернуть первозданной силы воображения, тускнеющего по мере развития интеллекта.