Федор Раскольников - Кронштадт и Питер в 1917 году

Через несколько дней руководители Кронштадтского Совета получили внезапное приглашение на очередное заседание Петросовета [87]. Заседание происходило в огромном зале Мариинского театра. Из партера на сцену были проложены сходни. На сцене, при ярком освещении рампы, за столом сидели Чхеидзе, Дай и другие члены президиума Петросовета. Из Кронштадта прибыли Рошаль, Любович, я и др.

Когда я подходил к столу президиума, чтобы записаться в ораторскую очередь, то Чхеидзе и Дан бросили на меня взгляды, насыщенные непримиримой ненавистью. Уже одно это незначительное обстоятельство предсказывало ожидающую нас атмосферу. Вскоре в театр приехал Керенский. Он был одет в военную форму. Его правая рука была на перевязи, и он театральным жестом предлагал для рукопожатия свою левую руку. Он произнес краткую, по истерическую речь и, быстро распрощавшись с членами президиума, по сходням прошел в зрительный зал и быстрым ходом направился к выходу, где ожидал его автомобиль. В его последнем заключительном слове им было заявлено, что он заехал специально затем, чтобы попрощаться с Советом перед отъездом на фронт.

Это появление Керенского было такой пошлой бутафорской инсценировкой, все в этом выступлении так явно было рассчитано на эффект, все так было проникнуто искусственностью, что нам, кронштадтцам, чуждым этому духу, стало противно.

После отъезда Керенского Петросовет перешел к обсуждению злободневного кронштадтского вопроса. Все насторожились и превратились в одно сплошное напряженное внимание. С первым словом выступил рабочий-меньшевик Анисимов, который, не щадя слов, бранил нас за коварство, двоедушие и измену своим обязательствам. Против него с большими речами выступали Рошаль, Любович и я. Я говорил первым, и меня слушали хотя и внимательно, но враждебно.

Против нас была выпущена тяжелая артиллерия. Один за другим брали слово лучшие ораторы Петросовета, министры — «социалисты» Церетели, Чернов и Скобелев.

Их речи были полны обычных нападок против Кронштадтского Совета и его руководителей. Скобелев прямо угрожал прекращением снабжения Кронштадта денежными средствами и продовольствием; Чернов со своими обычными экивоками паясничал па сцене, и его речь была наиболее бессодержательна и убога. После министров — «социалистов» выступил анархист Блейхман. Но его неудачное, больное, нервное и озлобленное красноречие вызвало как раз обратный эффект. Вся аудитория словно зажглась в запылала неистовой злобой от этой искры блейхмановского красноречия.

Напряженную атмосферу блестяще удалось разрядить тов. Каменеву. Лев Борисович с огромным тактом ликвидировал впечатление, произведенное выступлением Блейхмана, и, сверх того, сумел настолько смягчить настроение зала, что принятие шельмовавшей нас резолюции по его предложению было отложено. Нужно сказать, что в продолжение всего заседания мы чувствовали себя как на скамье подсудимых. Временное правительство при участии поддерживавших его соглашательских партий, очевидно, решило подвергнуть нас остракизму и пригвоздить к позорному столбу.

Мы пережили неприятные минуты, по тем не менее сильного впечатления это заседание на нас не произвело. Зная меньшевистско-эсеровское большинство соглашательского Совета, мы и не ждали с его стороны иного отношения. Напротив, уходя с заседания Петросовета, мы были еще больше убеждены в абсолютной правильности нашей кронштадтской политики.

Во всех этих дипломатических переговорах, которые нам пришлось вести с подголосками буржуазии, мы, твердо помня завет Ильича, отстояли революционное достоинство Кронштадта и не позволили поставить себя на колени. Этим обстоятельством мы в значительной степени были обязаны тому же Ильичу, который со времени «Кронштадтской республики» лично руководил по телефону каждым сколько-нибудь ответственным выступлением нашей кронштадтской организации.

К июню 1917 г. Кронштадт был прочно завоеван нашей партией. Правда, большинства мы там не имели даже в Совете, но фактическое влияние большевиков было, по существу, неограниченным.

Майский конфликт с Временным правительством был изжит без всякого ущерба для нашего партийного достоинства. Напротив, успешная борьба с правительством князя Львова, за которым стоял меньшевистско-эсеровский Петроградский Совет, завоевала нам симпатии большинства беспартийных кронштадтцев.