«Посылаю тебе, мой милейший, 820 рублей для передачи Плетневу. К нему поступят также деньги от Николая Михайловича, и с этим может он приступить к печатанию. Вскорости пришлю еще малую толику. Получил ли он из Варшавы что-нибудь от Фовицкого по поводу подписки Пушкина?» [543] Остафьевский архив князей Вяземских. Т. 2. С. 250.
Плетнев, наконец, мог приступить к печатанию. Но тут возникло новое затруднение. 17 июня 1822 года он писал Вяземскому из Петербурга в Москву:
«Имею честь известить вас, любезнейший и почтеннейший князь Петр Андреевич, что в издании В. Л. Пушкина встретилось непредвиденное препятствие. Впрочем, это все не помешает скоро окончить издание, если вы постараетесь немедленно разрешить меня в следующем затруднении.
Хотя Иван Осипович Тимковский и позволил все печатать в собрании Стихотворений Василья Львовича; однако новый Цензурный Комитет не соглашается на пропуск целых двух пьес: 1) Послания к Дашкову, в котором Василий Львович про себя говорит, что он с восхищением читает Кандида, и 2) Эпиграммы, начинающейся: Лишился я жены, любовницы, коня. Сверх того Цензурный Комитет просит переменить несколько слов, на что, я думаю, Василий Львович не будет очень гневаться, когда уж сему подвергал себя и Жуковский.
Но что касается до выпуска из издания означенных двух пьес, я не смею на это посягнуть без вашего согласия. Впрочем, смею вас уверить, что Цензурный Комитет преклонить уже ничем нельзя — и следственно, если вы узнаете, что Василий Львович без сих пьес издать своих стихотворений не захочет, то издание не состоится.
Его портрет давно уже готов, и я один экземпляр имел честь препроводить Н. М. Карамзину.
Ожидая разрешения вашего, имею честь быть, любезный князь, вашим покорным слугою» [544] Плетнев П. А. Сочинения и переписка. Т. 3. С. 385.
.
27 июня 1822 года П. А. Вяземский писал А. И. Тургеневу из Москвы в Петербург:
«Вот письмо Плетневу. Я уговаривал Пушкина побороться с цензурою, но пот его прошиб, и он дал тягу. Неужели нельзя тебе шепнуть слово князю Голицыну (Александр Николаевич Голицын в 1816–1824 годах был министром просвещения. — Н. М.) о неистовой нелепости его подчиненных. Ты ему же сделал бы одолжение. Положим, что у них нет совести, но пускай вспомнят они, что есть история, поздняя совесть правителей и народов» [545] Остафьевский архив князей Вяземских. Т. 2. С. 272.
.
Заметим, что цензор И. О. Тимковский был известен своей строгостью и мелочными придирками. Это он не пропустил пушкинскую «Русалку». И это о нем писал А. С. Пушкин:
Тимковский царствовал — и все твердили вслух,
Что в свете не найдешь ослов подобных двух (II, 370).
Так вот, даже И. О. Тимковский дал разрешение на печатание стихотворений В. Л. Пушкина, а новый Цензурный комитет этому воспротивился. Понять, почему П. А. Вяземского взбесила глупость цензурных требований, можно. Но можно понять и Василия Львовича, который даже не помышлял о единоборстве с цензурой. Он был отважным литературным бойцом, когда вступался за друзей. А за себя постоять не мог. «Я писал к Плетневу несколько раз и доставил ему требуемые госп. цензором поправки, — признавался В. Л. Пушкин и тут же с тревогой спрашивал: — Ничего в ответ не имею и не знаю, что делается с моими стихотворениями?» [546] Цит. по: Михайлова Н. И. «Парнасский мой отец». С. 85.
25 сентября 1822 года Н. М. Карамзин писал из Царского Села в Москву И. И. Дмитриеву:
«Я жаловался на излишнюю строгость цензоров князю A. Н. Голицыну и сказывал ему о немилости их к невинным творениям нашего любезного Василия Львовича. Между тем слышу, что манускрипт уже в типографии: авось напечатают к удовольствию автора и читателей» [547] Письма Н. М. Карамзина к И. И. Дмитриеву. С. 337.
.
Забегая вперед скажем, что в издании стихотворений B. Л. Пушкина нет запрещенного цензурой послания «К Д. В. Дашкову», в котором сочинитель признавался в своем восхищении повестью Вольтера «Кандид». А ведь это сочинение чрезвычайно значимое в творческом наследии Василия Львовича. Будучи одним из первых манифестов карамзинской школы, оно занимало заметное место в литературной борьбе начала 1810-х годов. Слава богу, что Василию Львовичу удалось напечатать его в брошюре «Два послания», изданной в 1811 году, и оно не пропало для потомства. А вот эпиграмма, которая начиналась словами «Лишился я жены, любовницы, коня» и также была исключена из издания стихотворений, до сих пор нам неизвестна.
Читать дальше