Борис Романов - Вестник, или Жизнь Даниила Андеева - биографическая повесть в двенадцати частях

— Ну, как мы попрощаемся?

Даниил спросил:

— Вы верите в загробную жизнь?

Она ответила:

— Да.

Тогда он протянул ей руку и, улыбнувшись, сказал:

— Так до свидания.

Нина пожала ему руку, они вышли, и она разрыдалась уже в коридоре у входной двери.

Д. Л. Андреев. 24 февраля 1959. Фотография Б. В. Чукова

Когда мы оставались вдвоем, Даниил иногда просил, чтобы я читала его стихи, и слушал их уже как бы совершенно не отсюда. Хорошо помню, как он попросил, чтобы я ему прочла цикл "Зеленою поймой". Я читала, естественно, не поднимая глаз, с машинописи. А потом, когда посмотрела на Даниила, то увидала у него слезы на глазах. Он сказал:

— Хорошие стихи. Я их слушал уже не как свои.

А еще он перечитывал "Розу Мира". Сначала попросил, чтобы я перечитала книгу и пометила все места, где я с чем-нибудь не согласна, что-то меня останавливает и вообще, где мне что-нибудь неясно. Мои галочки и сейчас сохранились на этой машинописной рукопи си. И почти против каждой галочки есть его поправка, какое-нибудь уточнение, что-то дополнено.

Однажды Даниил перечитывал "Розу Мира", а я что-то делала по хозяйству, выходила на кухню, потом вошла. Даниил закрыл папку, отложил ее и сказал:

— Нет. Не сумасшедший.

Я спросила:

— Что? Что?

— Не сумасшедший написал.

Я обомлела, говорю:

— Ну что ты!

А он отвечает:

— Знаешь, я сейчас читал вот с такой точки зрения: как можно к этому отнестись, кто написал книгу: сумасшедший или нет. Нет, не сумасшедший" [684] Там же. С. 302–303. .

С каждым днем ему становилось хуже, учащались тяжелые приступы. Иногда — рассказывал жене — перед глазами являлись чудовища оливкового цвета, с хоботками, питающиеся его мучениями. Он был убежден: "страдание посылается отнюдь не Провидением, Которое излучает свет, любовь и благодать, а его антиподом (или антиподами). Страдание живых существ дает излучение, которым демонические начала восполняют убыль своих сил. Отсюда же — войны, всевозможные кровопролития, массовые репрессии и т. п." [685] Письмо В. В. Шульгину 21–24 октября<19>58.

Но мучения не искажали его лицо, а просветляли. Это заметно на последних фотографиях, сделанных Борисом Чуковым 24 февраля. С утра ему стало получше, он мог сидеть. "Яркий свет перикальной лампы обострил его страдания, — описывал этот день фотограф. — Только первый снимок был сделан, когда Д. Л. еще не успел почувствовать боли в сердце, поэтому его лицо получилось таким благостно добрым. На втором портрете он выглядит суровым и отчужденным. С. Н. Ивашев — Мусатов заметил впоследствии, что у автора "Гибели Грозного" и должно быть только такое возвышенно суровое лицо" [686] Чуков Б. В. Указ. соч. С. 310. .

Все сорок дней предсмертной болезни в комнате на Ленинском проспекте для Аллы Александровны были мучительным испытанием. Приступы становились чаще, тяжелее. Начались осложнения — болела печень, появилась сильная отечность. Из-за нее не разрешали пить, он говорил: "Даже когда я заблудился в Брянских лесах, я не страдал так сильно от жажды, как сейчас!" [687] Усова И. В. Указ. соч. С. 245.

Но, выбиваясь из сил, она жила в неотступной нервной готовности действовать: "Держать, держать, выхватывать из гроба, еще, еще тянуть". И она действовала — делала уколы, давала кислородные подушки, без которых последние дни он не мог дышать. "Когда я не могла справиться одна, приходилось бежать на улицу к автомату и вызывать неотложку. Никогда не забуду, как бежала ночью по Ленинскому проспекту от автомата к автомату: все трубки были сорваны. Бог знает, откуда я тогда позвонила" [688] ПНР. С. 301. .

Вот что о последнем разговоре с умирающим поэтом вспоминала Ирина Усова: "В последних числах марта, когда я собиралась уходить, Даня взглянул на меня каким-то живым взглядом и сказал: "Ириночка, ну вот, я сегодня чистый, меня помыли, и я могу попрощаться с вами". Я присела на краешек кровати и взяла его за руку. Он склонился и несколько раз поцеловал мою. Когда он поднял голову, в его глазах стояли слезы! Я поняла, что прощается он не до следующего моего прихода, а вообще… Он прошептал: "Жалко расставаться…"

Это его человеческое сердце прощалось со мною.

Потом он откинулся на подушки, глаза его высохли и осветились. Он посмотрел на меня долгим — долгим, но не пристальным, а каким-то светло всеохватывающим взором…" [689] Усова И. В. Указ. соч. С. 246. .