Елена Погребижская - Исповедь четырех

Тут мы подошли к мировоззренческим вопросам. Я в какой-то степени разделяю такую точку зрения, хотя не настолько, чтобы уж совсем не смотреть новостей и газет не читать. И я еще наивно верю, что можно как-то с помощью политики изменить жизнь к лучшему. Аня считает, что политика — это очень, очень плохо и утверждает, что политически пассивна. Если ее друзья или родственники лезут в политику, ее это, как я понимаю, неприятно задевает. Собственную точку зрения на происходящее она вполне сформулировала в альбоме «600».

Кстати, альбом называется «600» в честь одного крайне оптимистического анекдота. Два космонавта потеряли управление кораблем. Один кричит: «„Приборы?“. Другой ему: „Шестьсот!“ Командир: „Что шестьсот?“ — Второй: „А что приборы?“»

В песне «600» (одноименной) есть важная строчка «из всех нормальных реакций нам скоро останется только смех».

И вот я раздумываю над этими словами ночью перед ноутбуком и понимаю, что предпочитаю иметь иллюзии, которые прикрывают от меня неприятные стороны жизни, как если бы их не было. А Умка выбирает себе не врать. Как не врет себе человек, который знает вкус, цвет и запах, шероховатости реальной жизни, особенно когда она поворачивается темной стороной. Ребенок внутри нее смотрит очень взрослыми глазами.

Я понимаю эту философию так: если даже ничего хорошо не будет, волноваться не стоит.

Аня тут сказала фразу одну, правда, по другому поводу. Повод не важен, к данному случаю тоже подойдет.

Умка:Уж какие были глухие времена… Это ужас был. Все так и думали, что они умрут с головой в песке.

Я:Как страусы?

Умка:Точно.

Не хочу с головой в песке. Ничего страшного нет, ничего страшного…

Эпиграф:

Фрэнк Заппа: «Люди, никогда не игравшие в рок-команде, лелеют смешнейшие фантазии о том, как увлекательна и роскошна гастрольная жизнь. Нет, бывало, конечно, и весело, но вообще-то это жуткое дело».

Вокруг нового года ко мне домой стали стекаться толпы гостей. Все без конца ели, приносили с собой французские сыры и алкоголь, который без конца сами же, подлецы, и пили. Некоторые даже приезжали из Америки, а потом, уезжая назад, оставляли мне свои сапоги, мол, ясно, что они не подошли, кому-нибудь отдай уже. В разные дни разные люди вели со мной длинные душевные разговоры, плавно уходящие в утро. И мне всем хотелось рассказать, что я пишу книгу и вот там у меня происходит то-то и то-то, а Умка и говорит… «А кто такая Умка?» — спросила девушка из Америки на отличном русском. Именно потому, что у нее такой русский, и могли поговорить. Ну, как… говорю, и вольно пересказываю ей факты биографии. «А почему ее песни все-таки не берут на радио?» — домогалась ответа непонятливая американская подруга. — «О, это вопрос непростой, как это по-английски…» Вспомнить, как это по-английски мне, ясное дело, не удалось.

Зато удалось бодро объяснить, что такое «играть из всех утюгов» и как лично я этого хочу. А что касается первого вопроса, то и на родном языке это не так-то просто объяснить. Но я попробую. Сначала Умка, как мы знаем, играла и пела на Арбате, потом, когда появилась группа, они стали давать концерты в маленьких рок-клубах. Как сказал про тот период добрый Саша Кушнир, «они играли в клубах или обоссанных или облеванных, было только два варианта». Умка, правда, этот факт отрицает, места, мол, были чистые и уютные, но это вопрос субъективный. Бывали еще квартирники, как можно догадаться, на квартирах.

И тут возникают в повествовании некоторые детали, которые вряд ли бы появились в опциях у любого другого музыканта. Всегда, когда речь шла о квартирниках, Аня настойчиво упоминала о носках как о важной части технического как бы райдера. Носки мы с ней обсудили, еще когда были на «Вы».