Елена Погребижская - Исповедь четырех

Ира показывает мне потрепанный ежедневник за 1993 год. Одна его половина исписана одним почерком, телефоны, встречи, разные пометки. А вторая половина заполнена другим почерком, потому что в июле 93 года ей пришлось научиться писать левой рукой. И в этом ежедневнике есть стих без названия, нацарапанный нетвердой левой. Первая его строчка «Те же и Богушевич в Склифе», а дальше обращение к медсестрам.

Стихотворение помечено первым августа. Прошло две недели с момента аварии. Всего Ира провела в больницах полгода. Так долго из-за того, что не было положительной динамики и врачи не могли понять, почему у нее не двигается рука. Рука болела не переставая, как все зубы вместе взятые. Ира утихомиривала боль тем, что каждые четыре часа колола анальгин и баралгин. Ей уже намекали, что, может, морфин все-таки попробуем, но она отказалась, лучше уж терпеть. От этого всего она находилось в каком-то полусумеречном состоянии. И, в общем, тут по-хорошему нужны были какие-то внешние силы. Например, родители.

Я:А что родители?

Ирина:Ничего. Они еще поссорились с Лешиными родителями так, что мне приходилось из больницы звонить и разруливать, кто из них ребенка берет. Такая на этот период была жопа со всех сторон.

Я:А что Леша?

Ирина:Леша меня навещал в больнице периодически. Ну, там много было всяких историй на этот момент. На самом деле, удивительно как-то — все, кто мог в этот момент предать, все это сделали. Вот папа меня забрал домой на выходные дня на четыре. Меня к тому моменту уже отпускали из больницы домой, потому что нереально было там все время находиться. Он меня забрал, привез на Ленинский. С Темкой чтобы мы повидались. А у меня правая рука не действует, я даже колготки не могу сама надеть. Ну, то есть — могу, но это тяжело. Кашу сварить, приготовить, это все было трудно… И мы с папой как-то не так поговорили — слово за слово, и он взял развернулся и уехал. Оставил меня с одной рукой и Темой. Я была в таком шоке. Ну, в общем, я себе заработала этими мыслями о том, что я хочу умереть, попадание на такой испытательный полигон, где стало понятно, что развод — это такая туфта, что все эти творческие трудности — такая туфта. Что вот когда ты сидишь с ребенком, и у тебя работает только одна рука и тебе надо что-то сготовить. Вот это реальная задача. И то это не проблема. Проблема — это когда у тебя нету правой руки, я на это в Склифе насмотрелась. Вот это проблема.

Ирина декоративная правая рука, которая и так была тряпочная, стала сохнуть. Не вдаваясь в медицинские детали, скажу, что поскольку ткани не получали питания и нужных импульсов, они стали уменьшатся в размерах. Ира и сама в тот момент стала уж совсем прозрачной. 45 килограммов живого веса. Самые узенькие черные брюки из ее гардероба нужно было подкалывать булавками для выхода в люди.

Соседка по палате тем не менее мечтательно говорила Ирине: «Ирка, как я тебе завидую! Ехала на белом „Мерседесе“, врезалась в „Крайслер“. Это я понимаю! А я? На даче вышла на крыльцо, поскользнулась на банановой корке — бац! И тройной перелом».

Самыми главными словами того периода была фраза «нет положительной динамики». Именно это каждый раз говорили врачи после осмотра и качали головами.