Анна Малинина - Жизненный путь Марины

А дети весело плясали под аккомпанемент отца.

В первые годы своей жизни Марина больше бывала с отцом, чем со мной. Росла она бойкой, ловкой, и отец не раз с гордостью говорил:

— Эту не стыдно где хочешь показать!

Однажды наша бойкая Марина струсила. Няня уложила её спать, а сама собралась ужинать. Но Марина без умолку смеялась и болтала, не отпуская от себя няню. Наконец няне надоело это, и она сказала:

— Слышишь, баба — яга стучит в окно!

— Где она? — с любопытством спросила Марина.

Няня подняла штору. Из окна на девочку глянула чёрная ночь. Марина в испуге затихла. С тех пор она начала бояться темноты.

Как‑то раз отец заметил, что Марина избегает заходить в тёмную комнату. Он рассказал ей сказку о трусливом мальчике, над которым все смеялись.

Марина спросила:

— Это стыдно — бояться?

— Очень стыдно быть трусом, — серьёзно ответил отец, — но я думаю, что ни ты, ни Рома никогда не струсите!

Марине запомнился этот разговор, ей и впрямь стало стыдно. И она придумала способ побороть свой страх перед темнотой: как только ей становилось страшно у порога неосвещённой комнаты, она начинала громко петь «Чижик — чижик, где ты был…» и с этой песенкой смело раскрывала дверь.

Темнота перестала пугать. Марина испытывала полное удовлетворение: теперь никто не будет над ней смеяться, и папа может быть за неё спокоен.

Закадычные друзья — Марина и Рома. 1916 год.

Марина любила игрушки. Самой любимой игрушкой была ситцевая кошка — большая, красивая, совсем как настоящая. Играть ею было весело и удобно: когда нужно, кошка становилась телефонисткой, когда нужно — кондуктором, пассажиром, зрителем, самолётом и даже окороком ветчины. А потом кошка стала артисткой самодеятельного театра «АОУБе».

Это странное название возникло совершенно неожиданно.

Рома, нежно любивший сестрёнку, старался научить её всему, что знал сам. К тому времени он умел уже немного читать и писать. Не энаю почему, но только первые буквы, которые Рома показал сестре, были: А, О, У, Б. Марина быстро усвоила эти буквы, и в честь такого большого достижения дети назвали театр «АОУБе».

Итак, главной артисткой была ситцевая кошка, Рома — режиссёром, а Марина с игрушечными зверями и деревянной матрёшкой — зрителями. Можно было бы начинать игру в «театр», но не хватало сцены.

Тут на помощь детям пришёл наш знакомый — вагоновожатый Василий Антонович. Это был давнишний друг отца и Ромы. Узнав об увлечении детей кукольным театром, он смастерил для них три деревянные рамы с подставками и предложил вставлять в рамы декорации.

Рома недурно рисовал, декорации были немедленно сделаны, и Рома сказал:

— Теперь у нас настоящий театр!

Подаренные рамы имели ещё одно достоинство: они легко разбирались и складывались.

Однажды прихожу я с работы и застаю в детской такую картину: посреди пола сложена куча дощечек — разобранный «театр», изображающий костёр; вокруг сидят и стоят куклы и звери: это мальчики — пасТухи. Чуть поодаль «а полу сидит Рома и глухим, таинственным голосом читает отрывок из тургеневского «Бежина луга». Марина, не сводя с брата глаз, напряжённо слушает. Внезапно, она начинает лукаво улыбаться, а потом и смеяться в голос.

— Ты что? — спрашивает Рома. — Тут же совсем не смешно, а страшно!

— Страшно, — подтверждает Марина. — И мне тоже страшно. И смешно, что страшно! Вот я и смеюсь…

Брат и сестра жили дружно. Ссоры были редкими и недолгими, а с некоторых пор прекратились совсем.

Возвращаюсь я как‑то из школы и ещё на лестничной площадке слышу крик. А надо сказать, в доме у нас никто никогда не повышал голоса. Мы старались действовать на детей внушением, уговорами, иногда строгими приказаниями, но никогда «и я, ни отец, ни няня не позволяли себе окриков. Поэтому крик, раздававшийся из квартиры, напугал меня.

Волнуясь, открываю ключом дверь, вхожу прямо в детскую и вижу: на полу сидит Марина и что‑то крепко прижимает к груди. Около неё стоят насупленный Рома и растерянная няня. Марина громко кричит:

— Ничего не дам! Всё моё!

— Что случилось? — спрашиваю.

Вошла я неожиданно, за Марининым криком никто не слышал моих шагов. На вопрос мой все обернулись. Марина сразу же замолкла. Ещё раз, уже строго, спрашиваю:

— Почему крик? Что случилось?

Наперебой принялись рассказывать. Сразу я поняла только, что кто‑то привёз детям игрушки, а Марина всё забрала себе. Наконец я попросила няню толком объяснить мне, в чём дело. Оказывается, утром к нам приехала из Харькова моя двоюродная сестра. Рома был в школе, и все привезённые подарки тётя отдала Марине, предупредив, однако: