Георгий Чулков - Жизнь Пушкина

По распоряжению Бенкендорфа в ночь на 31 января тело поэта под охраною жандармов было перенесено в Конюшенную церковь. Любопытно, что на выносе тела не присутствовала Наталья Николаевна. Приглашение, от ее имени разосланное, уведомляло, что отпевание состоится в Исаакиевском соборе (так называлась тогда церковь в здании Адмиралтейства) 1 февраля в 11 часов до полудня, но извещение о перемене места отпевания не было послано. Однако собралось много народу, но в церковь пускали по билетам, и огромная толпа, стоявшая на площади, только тогда увидела гроб поэта, когда И. Л. Крылов, В. Л. Жуковский, князь П. А. Вяземский, А. И. Тургенев и прочие писатели вынесли его на паперть. Гроб поставили в какой-то подвал соседнего с церковью дома.

Тело поэта должны были отвезти в Святогорский монастырь. Царь предложил исполнить эту миссию Александру Ивановичу Тургеневу. 3 февраля, в полночь, гроб поставлен был на простые сани. Никита Козлов, камердинер Пушкина, попросил разрешения проводить гроб до могилы. Тургенев с почтальоном сел в кибитку, а в другой кибитке, впереди гроба, ехал жандармский офицер. Псковскому губернатору было уже послано из Петербурга официальное предписание о недопущении каких-либо неуместных почестей покойному дворянину Пушкину.

Погребение состоялось 6 февраля в шесть часов утра в присутствии Тургенева, нескольких крестьян и жандармского капитана. Могила Пушкина в четырех шагах от церковной стены, против алтаря, рядом с могилами его предков.

Стоит широко дуб над важными гробами.

Колеблясь и шумя… [1239] «Стоит высоко дуб над важными гробами…». — Из стих. «Когда за городом задумчив я брожу…» (1836).

В «Литературной газете» 5 октября т. Сергиевский [1240] Сергиевский Иван Васильевич (1905–1954) — советский литературовед. Его основные работы посвящены проблемам пушкиноведения. , стяжавший лавры Герострата в качестве редактора, собравшего в пушкинском сборнике «Литературного наследства» ряд статей, в которых Пушкин характеризовался как лакей и предатель, неожиданно выступает ныне в роли защитника великого поэта. Кто же обидел Пушкина? Обидчик — это я, Георгий Чулков. Чем же я снизил и умалил значение великого вождя русской поэзии? Я — видите ли — повинен в том, что не утаил от читателей «донжуанского» списка поэта. Тов. Сергиевский не заметил будто бы в опубликованных мною главах биографии Пушкина ни моего рассказа об идейных муках поэта, ни об его мятежном сердце, ни об его страстной борьбе с тогдашней политической реакцией, ни об его счастливых поисках народного языка, ни об его могучем реализме. Все это есть в моей биографии Пушкина. Но тов. Сергиевский ничего этого не увидел. Он увидел только имена женщин, в которых был влюблен Пушкин. Тов. Сергиевскому нет дела до того, что я с величайшей осторожностью и лаконизмом касаюсь этой темы, отстраняя сознательно огромный материал, накопившийся в этой области пушкинианы. Вероятно, тов. Сергиевскому очень памятна моя статья «Ревнители пушкинской славы», и ему захотелось получить реванш за проигранную партию в «Литературном наследстве», но он увлекся и захотел играть «наверное». Но за такую игру получают соответствующее возмездие.

Грамотных людей не обманешь. Мою биографию Пушкина читают сотни тысяч людей, и, кроме журналистов такого типа, как Сергиевский, никому в голову не может прийти, что я в огромном культурном явлении «Пушкин» вижу одно только его «донжуанство». Но биограф был бы шарлатаном, если бы он старался умолчать об этих фактах из жизни великого человека. «Упрямые факты» не умаляют истины. Гримировать Пушкина под добродетельного буржуа так же неразумно, как гримировать его под «лакея» и «предателя». Партийное руководство ударило по рукам этих гримеров. Но им все еще хочется как-нибудь солгать на новый лад. Я буду очень рад, если серьезные критики укажут мне на мои фактические ошибки. Они возможны. Не ошибается только тот, кто ничего не делает. Я буду благодарен всем, кто внесет какие-нибудь поправки в мою биографическую работу, пока что единственную, но жалкие инсинуации никому не нужны и всем противны. Ими нельзя заменить ни таланта, ни компетентности, ни хорошего вкуса. Кстати о вкусе. Тов. Сергиевский обиделся за Каченовского, известного гонителя Пушкина. Я допустил, по его мнению, оплошность, назвав рецензию Каченовского «глупой». Эта обидчивость понятна. Свой своему поневоле брат. В утешение тов. Сергиевскому напомню эпиграмму Пушкина на «умного» зоила: