Виктор Розов - Удивление перед жизнью

Мы искоса поглядываем в зал. Зрители, тесно прижавшись друг к другу, образовав одно мощное ядро, не покидают своих мест.

Ветер крепчает. Спектакль идет. Зрители цепко держатся друг за друга. Я вижу, как наиболее предприимчивые отдирают от столбов большие фанерные рекламные щиты и сооружают над головами зонты — крыши.

Честно скажу, мы надеялись, что зрители в конце концов дрогнут перед стихией и разбегутся. И кто бы за это бросил в них камень! Нет. Задыхаясь, крича во всю глотку, чтобы публика хотя бы вкратце понимала, о чем идет речь, мы доиграли «Мачеху» до конца. Самое забавное: с последней репликой ветер заметно стих. Зрители дружно зааплодировали, а мы, отплевываясь от песка и протирая глаза, пошли разгримировываться.

Сражались две стихии: ураган и искусство. «Кто ж из нас могучей в споре?»

Большое это счастье, если человек может с кем‑то делиться. А актеры на то и существуют. Я давно понял: зритель, сам того не сознавая, идет в театр не только за сюжетом, полюбоваться на знаменитостей, провести вечер, — он отправляется еще и за каким‑то неведомым витамином, которого не хватает всему его существу. И актеры, театр этот витамин могут давать. Нечто духовное.

А сейчас, как и бывало, я сделаю свободное движение в сторону, так как вспомнил еще один из ряда вон выходящий спектакль, участником которого мне посчастливилось быть.

Год 1933–й. Я артист Костромского театра юного зрителя. Об этом театре, который мы, костромские ребята и девушки, под руководством режиссера городского театра Николая Александровича Овсянникова основали, я тоже когда‑нибудь расскажу подробно.

Год голодный. Летом мы ездим в дома отдыха области. Там всегда накормят да еще дадут немножко денег. Играем «Недоросля». Все дома отдыха, естественно, вдоль Волги. Краше не придумаешь! Отыграли в Плесе и на огромном баркасе всей труппой и со всем скарбом спускаемся вниз по Волге в Порошино, где также обосновался в бывшем имении Шаляпина дом отдыха.

Уже интересно: имение Шаляпина! Дух великих людей преображает даже окрестности. Например, Пятигорск без Лермонтова— просто курортный городок, каких множество. А маленький домик на окраине, где жил и умер гений, все преображает. Ходишь на цыпочках. «Выхожу один я на дорогу, сквозь туман кремнистый путь блестит…» Я видел эту дорогу.

…Крутой берег, покрытый орешником. Шаляпинского дома с реки и не видно, одна зелень. Причалили. Забираем имущество и поднимаемся в крутую гору. Навстречу водовоз — бочка на телеге. Уф, взобрались… Какой великолепный вид! Старинная барская усадьба с обязательными колоннами, с просторной открытой верандой, широким крыльцом, балконом на втором этаже, обнесенным изящными, как кегли, балясинами. А там, вверху, под самой крышей, — окошечко, и тоже художественное. Слева и справа от дома разросшиеся, буйные в своей дикости и заброшенности кусты сирени. Перед парадным подъездом сочная зеленая поляна. А дальше взор улетает в поля и леса, за горизонт. Волшебное царство! Уносишься куда‑то в даль времен и вспоминаешь все, что читал у Тургенева и Гончарова, видел на картине «Все в прошлом» и так далее…

И нам приходит мысль: а ведь это усадьба госпожи Простаковой. Никакой декорации! Будем играть на веранде и крыльце, а зрителей попросим разместиться на лужайке перед домом. Запах эпохи, причастность к тому времени, всамделишность места совершили в нас какой‑то внутренний переворот. Чувства закипели, мысли бушевали. Мы как мыши засновали по дому, по его первому и второму этажам: обследовать балкон, искать какие‑либо старинные вещи — чашки, самовар, деревянную бадью. Притащили валявшиеся в сарае допотопный сундук и немыслимое кресло.

Весь день мы репетировали — прикидывали, кто откуда появится. Скотинин — вон из того леса, по той дороге. Милон и Правдин встретятся у полуразрушенного флигеля. Правдин гулял, а приехавший с отрядом Милон пошел осматривать местность, вот и встретились неожиданно. Еремеевна будет метаться по дому и по дорожкам, бегать и в сарай, и в амбар. А Стародум… О, для Стародума будет особый выезд. Мы уговорили водовоза — того, что встретили по пути в гору, — привезти актера Пржевуского- Стародума на Своей телеге именно снизу, из‑под горы. И Софья с криком: «Дядюшка!» — опрометью помчится по дорожке навстречу и, вспрыгнув на телегу, бросится в его объятия. (Когда вечером мы играли, и Софья — Ирочка Златоустова — помчалась по дороге с этим самым криком «Дядюшка!», и Кирилл Пржевуский — Стародум — соскочил с телеги и бросился ей навстречу, они обнялись, и Софья разрыдалась, я — Скотинин — вдруг выбился из роли и почувствовал, как у меня что‑то забулькало в горле, защипало в носу и чуть не брызнули слезы. Видимо, я на мгновение сделался зрителем.)