Валерия - И жизнь, и слезы, и любовь

Зная о феноменальной способности Шуйского психологически меня уничтожать, я, как и говорила выше, имела с ним дело только через юристов. К сожалению, моя стратегия опять потерпела фиаско. Через полгода, которые я с моими малышами провела на Клязьме, супруг морально полностью меня вымотал. Как? А вот так: заочно, через посредников — уметь надо! А ведь до самого бракоразводного процесса было далеко…

Но я поняла: Шуйский сделает все, чтобы не отдать мне детей, ибо у него имеются для этого средства. У него был еще азарт, запал: конфликты только тонизировали его! А я? Я, хоть и приобрела некое подобие душевного равновесия, в какой-то момент совершенно устала. Трое маленьких детей все-таки.

В тот период меня поддерживали книги духовного содержания. Положу старших детей спать, покормлю, помою, укачаю Сеню и лежу — читаю. В то время я открыла для себя книги дьякона и миссионера Кураева… Сравнительно недавно мне посчастливилось с ним познакомиться — это произошло на одной церемонии в храме Христа Спасителя. Я подошла к отцу Андрею и сказала:

— Спасибо вам за ваши труды. Ваши книги помогли мне в один очень трудный период жизни…

Он необыкновенно умный человек — очень интересно рассказывает о Боге, религии, вере. Я организовала его лекцию в школе, где учатся мои дети… Отец Андрей умеет просто говорить о сложном: так, что даже школьники могут понять…

Мне нужно было работать. Денег не хватало.

Мне звонили — предлагали выступления. Конечно, это были не те деньги, которые я сейчас зарабатываю, но я ни от чего не отказывалась — не имела права. У меня дети, которых надо было кормить, одевать, обувать.

Организация выступлений превратилась в настоящую проблему — у меня тогда не было директора. У Шуйского одно время работал молодой человек. Сначала все у него шло нормально. Потом между ним и моим супругом как будто кошка пробежала. Он-то мне и подкидывал кое-какие концерты к нашей с ним взаимной выгоде…

Позже, когда Шуйский узнал, что его сотрудник организовывал мне выступления, он все деньги, заработанные мной тогда, у меня вычел…

Те полгода я худо-бедно продержалась. Даже приняла вместе с Сеней участие в передаче Арины Шараповой. Вырваться в Москву тем более было непросто, но я это сделала! Не буду подробно рассказывать о том, к каким ухищрениям мне пришлось прибегнуть, чтобы добраться до парикмахера — покрасить волосы, привести в порядок прическу и оплатить его услуги…

А жизнь продолжалась своим чередом. Нужно было готовить детей к школе. Мы нашли им деревенскую учительницу, которая занималась с Аней, Тёмой и Татьяниными детьми, рисовала с ними, читала, писала. Стоили ее услуги смехотворно мало. Все-таки в деревенской жизни определенно есть свои преимущества. В те дни, когда у меня случались редкие выступления, с моими малышами иногда оставалась сестра Татьяны.

Жизнь вошла в какое-то новое тихое русло. По крайней мере, я была готова тогда принять все так, как оно есть. Многие тогда мне говорили:

— Лера, увидишь: все переменится. Ты еще будешь с улыбкой вспоминать это время.

Я им не верила. Собственно, все было не так плохо: дети, крыша над головой, занятость, какие-то заработки… Но в возможность серьезных перемен к лучшему мне не верилось. Я не смела и думать о них. Нас с Аней, Тёмой и Сеней никто не бил, не унижал, не истязал. Те, кто через такое прошел, подтвердит: спокойствие само по себе дорогого стоит.

Меня подстерегал новый улар, пришедший с совершенно неожиданной стороны.

Я отработала очередной заказной концерт и уже по дороге домой поняла: мой репертуар безнадежно устарел, просто протух. Завтра меня вовсе перестанут приглашать. Надо было создать нечто новое. Как? В подобной ситуации заниматься еще и работой у меня не было никакой ни физической, ни материальной возможности. Кроме того, я не имела на это никаких юридических прав.

К тому времени тяжба превратилась в мучительнейшее, беспросветное топтание на месте. И не только для меня. Детей пришлось бы разделить, как и пришлось бы поделить дом в Крёкшино. Молодая женщина-адвокат, которая представляла мои интересы, стала срываться. Она мне жаловалась:

— Я больше не могу, ей-богу, я повешусь. У меня нет сил больше общаться с Шуйским. Не могу ни видеть, ни слышать его…

Бедная женщина! Вот кто меня хорошо понимал. Через два года она умерла от рака.

В тот момент, поставив Шуйскому массу условий, главным из которых была моя физическая неприкосновенность, я приняла решение вернуться домой. На сей раз никаких иллюзий насчет своего супруга я не питала, решение принималось совершенно сознательно. Аня должна была идти в первый класс. К окончательному разрыву нужно было как следует подготовиться.