Иван Дорба - Свой среди чужих. В омуте истины

В тот незабываемый вечер я покорил сердце этой девушки и влюбился сам... Увлечение перешло в чистую любовь! Увы! Кончилась она печально...

Иван хлопнул меня по плечу:

— Знаю кое-что... Рассказывай...

— Познакомились домами, прошел год, другой... Нина заканчивала женскую гимназию и одновременно балетную школу у звезды мировой величины Карсавиной. Я заканчивал университет. Где-то маячила свадьба...

Оставшись наедине, а это было нечасто (ее родители были строгими), Нина замирала в объятьях и жаждала отдаться це­ликом, однако чудаковатый жених берег честь своей будущей жены и ограничивался поцелуями, чтобы потом, изнемогая от воспаленного вожделения, встретиться с доступной девочкой и утолить страсть.

Одной из таких была красивая взбалмошная донская казач­ка Аня, круглая сирота... Не закончив Института благородных девиц в Белой Церкви, она устроилась работать сестрой ми­лосердия в небольшом городке Панчево в Русскую больницу к знаменитому на весь мир хирургу Левицкому, делавшему чудеса в своей области. Там она пережила несчастную любовь с молодым распутным красавчиком, который вскоре ее бросил. Получив «урок», Нюся стала умней, скорее хитрей. Одним из «кандидатов в мужья» стал я, когда я лежал в ее палате после аппендэктомии. Но я жил в Белграде. Анна уволилась и перееха­ла в Белград, где ее приютила бывшая директриса Донского Мариинского института, вдова известного (расстрелянного большевиками) атамана Войска Донского Духонина, которая стала к тому времени начальницей женского студенческого общежития...

Довольно просторный дом общежития окружал тенистый сад: в глубине кустов—скамейки, беседки, располагающие к лю­бовным встречам. Там в погожее время разрешалось студенткам «поворковать» со своими кавалерами до десяти—одиннадцати часов... Случилось так, что Духонина, видимо встревоженная стонами, затянула в укромное местечко и застала нас в пылу страсти. Последовало объяснение с Духониной, которая встала на защиту «крутой сироты», переложив всю ответственность на меня...

А через два месяца Анна заявила, что беременна!.. Вот так я был вынужден жениться на нелюбимой... когда сердце тянулосъ к моей единственной любви. Ниночка была потеряна для меня... Так меня наказала плоть!

Анна родила сына... а спустя четыре года мы разошлись...

—Вот моя печальная история... Ты лучше расскажи мне про Нину Поль. Как она жила, что делала? Не вышла ли замуж?

— Что Нина?! Потрясенная твоим «коварством», тяжко заболела, бросила театр, стала чахнуть... Чтобы спасти, как-то отвлечь дочь, безгранично любящие ее родители переехали в некогда родную их предкам Францию и вскоре устроили Нину в кордебалет Гранд-опера в Париже.

Спустя год Нина Поль стала «Мисс Россия» во Франции! Посыпались предложения и... отказы... Мужчины ей были противны... Эх ты, Володька!.. — Иван с укором посмотрел на меня и замолчал.

Я тоже мрачно молчал, чувствуя себя подлецом.

— Не мучайся уж так, дурачок, она все же вышла замуж за французского офицера, по настоянию отца... Жан был деликатен, всячески баловал свою «королеву»... «Стерпится-слюбится» — удел многих женщин! Привязалась к нему и она. Детей не за­вели: «Успеем!»... Не успели... Грянула война, и в первый же день Жан был убит... — Иван тяжело вздохнул...

...А жизнь продолжалась... Закатился несчастливый крова­вый для французов 1940 год... немцы хозяйничали в Париже довольно бесцеремонно. Жители молча сносили обиды: надо было жить дальше... Открылись магазины, бистро, рестора­ны, забурлило Чрево Парижа, а после отмены комендантского часа заработали кинематографы, театры, ночные бары... Однако у истинных патриотов чаша терпения переливалась через край: одни уходили к Де Голлю, другие организовывали Сопротив­ление!

Гранд-опера начала давать спектакли... Нина вся отдалась работе, только она давала счастье: возвращалась усталая, но в ушах звучали аплодисменты, поздравления режиссера... Вот и ее тихая улица Сен-Жак, живут немало русских — мясная лавка Навроцкого, молочная Сутулова и овощная Дмитрия Петровича... Проходя мимо киоска, где торговали и русскими газетами, она, конечно, вспоминала заметку в юмористическом журнале: «В Фобурге, на улице Сен-Жак, французский студент покончил жизнь самоубийством: причина—тоска по родине!» Парижане смеялись и сравнивали белоэмигрантов с евреями: «Живут скопом в гетто, обслуживают сами себя, грызутся, как собаки, но стоят горой друг за друга!»

И вдруг екнуло сердце: стало страшно — ей навстречу из подворотни вышли два подозрительных типа. Нина перешла на другую сторону и заметила идущего там похожего на медведя мужчину, машущего ей рукой; а те двое двинулись ей наперерез, один из них в немецкой форме, другой — в штатском. Первым подскочил к ней немец и, схватив за руку, дыша перегаром, не­внятно пробормотал: