неизвестен Автор - За чистое небо (Сборник)

Зюзину нравились минуты полного слияния с машиной, когда двигатель гудит успокаивающе-ровно и когда ничто не говорит о приближающейся опасности. Только кто знает, где поджидает опасность? Неприятности порой приходят оттуда, откуда их совсем не ждешь.

Зюзину запомнилось, как в канун воздушного парада в честь Первого мая вместе с Героем Советского Союза Федором Михайловичем Чубуковым они много раз летали на групповую слетанность. Хотелось пройти в парадном строю без сучка, без задоринки, провести свои эскадрильи над Красной площадью, что называется, строго по ниточке. У них даже возникло негласное соревнование: кто пройдет лучше, чей строй окажется наиболее безупречным! Вперед выходил то Чубуков, то он со своими ведомыми. Секретов друг от друга не держали, щедро делились опытом, лишь бы была польза для общего дела. Как на фронте. А с Чубуковым его связывала и война.

И вдруг после возвращения с очередной тренировки Зюзин почувствовал слабость.

Едва зарулив истребитель на стоянку, Зюзин вылез из кабины осунувшийся, руки повисли будто плети. Техник Павел Дорогавцев, увидев летчика, вытирающего с лица крупные капли пота, тихо спросил:

- Что с вами, командир?

- Ничего... Пройдет.

Полковой врач, подъехавший на санитарной машине, стал считать пульс.

Гвардии капитан Федор Чубуков, еще с фронтовых дней знавший, какая взрывная сила таится в неказистой на вид фигуре друга, убежденно доказывал доктору:

- Зюзин двужильный. Выдержит. Только не отправляйте его сейчас в госпиталь. Лишите парад слетанной группы.

Да, на парад у Петра тогда сил хватило, а медицину обойти не удалось. Потянулись однообразные дни лечения в госпитале. Врачи признали сильное переутомление. Дотошные медики стали расспрашивать, чем он болел с младенческих лет. Скупо рассказал Петр о своем голодном детстве, о том, как семилетним мальчуганом остался круглым сиротой, пас коров в подмосковной деревне Жуковке, что неподалеку от нынешнего санатория "Барвиха". Если бы не братья да сестра Мария, может, и не летать ему. Невзгоды закалили характер. В 1938 году выпускник школы ФЗУ Дзержинского узла связи Петр Зюзин в числе первых среди московских связистов откликнулся на призыв Центрального Комитета комсомола: "Комсомолец, на самолет!". В те дни гремело по стране: "Дадим Союзу Советов 150 тысяч летчиков!"

Молодые рабочие, студенты, недавние школьники подавали заявления в аэроклубы, чтобы овладеть самой романтичной профессией в мире, стать покорителями пятого океана. Москва часто встречала участников героических перелетов. Петр на всю жизнь запомнил встречи экипажей Валерия Чкалова, Михаила Громова, Владимира Коккинаки, Валентины Гризодубовой. Все увиденное будоражило молодых, наполняло трепетным волнением юные сердца.

Юноше было с кого брать пример. В Жуковке жил летчик-инструктор Московского городского аэроклуба Василий Георгиевич Воробьев. До сих пор Петр считает, что именно он привил любовь к авиации деревенским мальчишкам и девчонкам. С ветераном воздушного флота Зюзина связывает почти сорокалетняя дружба. Воробьев и в шестьдесят лет еще продолжал летать.

Как-то Зюзин встретил Василия Георгиевича в Москве.

- Летаем?

- Еще на полгода дали разрешение пилотировать "пчелку", ["Пчелка" двухкилевой легкомоторный самолет конструкции О. К. Антонова.] - ответил радостно Воробьев.

- Завидное долголетие! Не правда ли? - спрашивает иногда друзей Зюзин, и весь его облик выражает гордость за старшего товарища, мол, знай наших, жуковских. А когда друзья начинают приводить доводы, что, дескать, не каждому летчику дано столь счастливое лётное долголетие, что Воробьев, наверное, не воевал, потому и здоровый такой, Зюзин тотчас же опровергает:

- В том-то и дело, что вернулся Воробьев с войны - вся грудь в орденах. Сначала летал на ночном бомбардировщике По-2, а потом на штурмовиках.

- Что же он, железный, что ли?

- Железный или не железный, а наш - жуковский... Это уж точно!

Да, у жуковских, в том числе, добавим от себя, и у Петра, характер твердый. Когда Зюзина после медицинской комиссии пытались отстранить от полетов, он сказал врачам, что готов лечиться хоть год, лишь бы остаться в боевом строю. И добился своего: из госпиталя ушел с документом, в котором было написано, что допущен к полетам без ограничений.

Только еще одна неожиданность ждала Петра при возвращении в родной гарнизон. Командование предложило ему более высокую должность в штабе. Пришлось согласиться.