Командир гусарского полка в Майнц взволнованно ходил взад и вперед по своему служебному кабинету, от времени до времени перебирая холеной рукой с перстнями на пальцах коротко, по военному остриженные, седые волоса и поглаживая густые седые усы, остро закрученные концы которых воинственно торчали вверх до самых глаз.
— Он влезет в долги, точно полковой командир, пьет, играет, и своими безумными пари на скачках наверно сломит себе шею! Черт его знает, что с ним происходит! И при этом у него все данные, чтобы сделаться дельным, порядочным офицером, — он самоотверженный, милый, порядочный, искренний парень, у него и отвага и сила на десятерых! Черт, в него вселился какой-то дьявол!
Монолог командира был прерван отрывистым стуком в дверь, на который он ответил резким окликом: «Войдите!»
В комнату вошел, побрякивая шпорами, хорошенький, русоволосый, представительный офицер в безукоризненно чистой форме, и отдал установленную честь.
Командир разглядывал его: действительно это был красавец!
Он откашлянулся, и концы его усов нервно вздрогнули.
— Господин поручик фон Росла! — резким тоном обратился он к выпрямившемуся перед ним офицеру. — Я пригласил вас сюда по известной вам причине. Я уже неоднократно, но тщетно, предостерегал вас. Я не думал, что мои доброжелательные советы упадут на столь бесплодную, твердую почву!
Рассерженный командир прервал свою речь, чтобы посмотреть, какое она производит впечатление.
Хорошенькое, загорелое лицо офицера покрылось густой краской, но темно-голубые, блестящие глаза смотрели открыто, хотя и не с обычной отвагой и ясной веселостью. Черты лица выражали глубокую серьезность.
— Мне привелось опять слышать невероятные вещи! — продолжал строго начальник. — Долги, вексельные, карточные, долги чести и тому подобные прелести! Черт возьми, милостивый государь! Где у вас рассудок? Куда вас черт несет? Или вы, быть может, заключили с ним договор? Просто-таки кажется, что вы продали ему душу!
Ни один мускул в лице поручика не выдавал его внутреннего волнения, но густая краска сменилась мертвенной бледностью.
Полковник также волновался. Его серые пронизывающие глаза, казалось, смотрели в самый мозг молодого офицера, к которому он питал искреннее расположение уже со времени его поступления в полк.
— Подобный образ жизни не согласуется со званием офицера, с воинской честью! — сердито продолжал он.
Курт фон Росла содрогнулся. Он побледнел, как смерть.
— Вас предупреждали! — снова раздался неумолимый металлический голос. — Я дал вам время, довольно времени, чтобы привести вашу жизнь в упорядоченную. Но вы не воспользовались предоставленным вам сроком. Вы как бешеная, сорвавшаяся с привязи лошадь не обращаете никакого внимания на мой зов! Припишите только себе последствия вашего невозможного легкомыслия!
На лбу поручика выступил холодный пот. Голубые глаза с умоляющим выражением впились в лицо высокопочитаемого им начальника, глаза которого сердито сверкали, но все же блестели добротой золотого сердца, — потом красивая голова поручика склонилась, и рука, лежащая на эфесе сабли, задрожала. Какое решение было принято по отношению к нему? И как звук трубы страшного суда снова раздался голос.
— Еще один раз, последний раз, я назначаю вам срок: пять коротких дней! За это время вы должны покончить со всеми вашими долгами! Вы уплатите по вашим векселям, погасите все другие долги и окончательно порвете всякие сношения с ростовщиками, манихеями и тому подобной дрянью! На это время я даю вам отпуск. Если через пять дней вы явитесь ко мне и дадите мне честное слово, что ваши дела приведены в полный порядок, то все остальное будет по-старому, и наш сегодняшний разговор будет забыт. В противном же случае вам угрожает — выход из полка!
Молодой человек чуть было не отшатнулся. Слова эти поразили его, как удар кулаком в лицо.
Он, как во сне, услышал еще слова командира:
— Господин поручик фон Росла! Я кончил! — потом он отдал честь, повернулся и вышел.
— Жаль! Ужасно жаль парня! Такой милый, сумасшедший мальчик! — шептал командир. Он опустился в кресло у письменного стола, опирая голову на руку, и глубоко задумался. Потом он провел рукой по лицу, как бы отгоняя печальную картину.
С лестницы раздавался еще лязг скользившей по ступеням сабли — потом все утихло.
Курт фон Росла в отчаянии стал бродить по улицам, точно за ним гнались фурии. Осенняя буря охлаждала его горячий лоб, но нога его не знала покоя. Что делать?
Читать дальше