Ханс Люк - На острие танкового клина. Воспоминания офицера вермахта 1939–1945

«Дело» генерал-полковника Вернера фон Фрича стало наглядной иллюстрацией политики наци. Фрич являлся сильной личностью, способной отстаивать свои убеждения, готовый, как мы надеялись, противостоять Гитлеру с его СА и СС, однако в 1938 г. его сместили с должности за якобы имевшуюся склонность к гомосексуализму и разжаловали в капитаны. Он погиб в бою, командуя артиллерийским полком во время Польской кампании 1939 г. К сожалению, тот факт, что под обвинениями отсутствовали какие бы то ни было основания, выяснился уже слишком поздно. Как погибшего в бою, Фрича похоронили со всеми высшими воинскими почестями – кое-кто был несомненно доволен подобным исходом.

Его преемник, генерал-полковник Вальтер фон Браухич, оказался тоже чересчур несговорчив и настроен откровенно не в пользу Гитлера. В последующие годы ему, как и фон Бломбергу, нашлись замены. Чистка рядов Вермахта началась уже в 1934 г. с ликвидации генерала Курта фон Шляйхера и офицеров СА в так называемую «Ночь длинных ножей». До 1933 г. Шляйхер какое-то время занимал должность канцлера и, по всей видимости, будил самые серьезные подозрения со стороны Гитлера.

Начался «Тысячелетний рейх».

Мы не осознавали того, что превратились в инструмент политики Гитлера, и пассивно наблюдали, как подвергалась нападкам церковь, как притесняли евреев. Ослепленные харизмой Гитлера и его «достижениями», молодые люди буквально хлынули записываться на службу в Вермахт. Многие из них прошли подготовку в Гитлерюгенде или в Службе труда. Красной строкой в повестку дня было вписано доносительство: новобранцы доносили на своих офицеров, дети – на родителей, едва те или другие позволяли слово критики в адрес Гитлера или его партии.

Как мог народ, давший миру Гете и Бетховена, превратиться в слепо послушного раба такого вождя? Как мог он впадать в истерию, едва тот разевал рот перед зрителями, как, например, происходило это на стадионах в Берлине? Думается, всегда найдутся те, кто готов следовать за идолами и верить в ложные идеалы – главное, соответствующим образом их настроить. Хотя каждое время выдвигает на авансцену событий собственных идолов, люди, которые рукоплещут им, всегда остаются одинаковыми.

В 1936 г. меня перевели из Кольберга в Берлин, или, если уж быть точным, в Потсдам, город древних традиций на окраине Берлина.

8-й разведывательный батальон, командиром одного из взводов третьего эскадрона которого я стал [11] , дислоцировался в казармах как раз напротив гвардейских. Все в Потсдаме было проникнуто духом Фридриха Великого, построившего там своей дворец Сансуси.

Отцом на глазах создававшихся танковых войск являлся генерал Гудериан. Он изучил работы британского военного теоретика Лиддел Харта и идеи француза Шарля де Голля, благодаря которым развил тактику подвижной войны немецких танковых войск. Как он считал, будущее принадлежало быстрым и мобильным формированиям. Поначалу он не находил поддержки во властных верхах – многие генералы отличались консервативностью, – между тем мы, молодые офицеры, встречали его с восхищением, чувствуя, что можем и должны стать ударным клином Вермахта.

Гудериан побывал в каждом подразделении, присутствовал на занятиях по подготовке, после чего обсуждал свои идеи с офицерами и унтер-офицерами. Мы осознавали, что помимо тренировок, материальной базы и современной техники существует еще нечто очень важное, что движет часть к успеху, – высокий боевой дух.

Для прохождения подготовки стали поступать первые офицеры запаса. В большинстве своем это были участники Первой мировой войны, однако попадались среди них и молодые – те, кто закончил службу лейтенантом резерва. В их числе оказался и Франц фон Папен-младший, сын бывшего канцлера и будущий посол в Турции. Мы с ним родились в один год и даже в один день, и неудивительно, что скоро стали хорошими друзьями.

Папены жили на прекрасной вилле в фешенебельном районе Берлина Тиргартен. Я часто получал приглашения посетить их там и познакомился у них со многими интересными людьми, в том числе и с французским послом, Франсуа Понсе, и с дочерью американского посла, питавшей слабость к одному русскому дипломату.

Перевод в Потсдам стал для меня огромной радостью, потому что это дало мне шанс часто бывать в так нравившемся мне Берлине. Я уже прожил в этом городе три месяца в 1932 г. и имел там много друзей и знакомых. Берлин, «уютная» столица Европы, с его умеренно континентальным климатом и остроумными жителями, – чего еще было желать от жизни молодому человеку?