Рут Вернер - Соня рапортует

Я заметила японца, который уже раньше крутился возле места встречи. Как и я, он прождал ровно пятнадцать минут. Попалась, решила я.

Японец не пошел за мной.

Я все еще пыталась подавить в себе тревогу о Фэне. Если он болен, то болезнь может длиться больше шести дней.

Передатчик я установила на старом месте и сообщила в Центр об исчезновении Фэна. Вскоре после этого мы узнали, что он арестован и при нем нашли взрывчатку. Мы знали — арест означает пытки и смерть. Фэн никого не выдал. Если бы он это сделал, то некоторые товарищи, в том числе и я, распростились бы с жизнью. От Центра последовало указание прекратить все связи с партизанами, покинуть Мукден, перебраться в Пекин и установить там наш передатчик.

Я думала о жене Фэна и его детях. Мы не могли им даже оказать материальную помощь. С ужасом я думала об этом, считала недопустимым бросать в беде работавших на нас товарищей. Руководители подпольной группы пришли на встречу, но меня там не было. Мы радировали в Центр, но товарищи настаивали на своем. Лишь позднее я узнала, что в замену нам в Мукден были направлены другие товарищи. Вечером я приняла снотворное и несколько часов не могла заснуть в своей постели. Мой отъезд из Мукдена носил не поспешный, а легальный, обычный характер. «Господин фон» настоял на организации большого прощального вечера, от которого нельзя было отказаться. Эрнст вмонтировал отдельные части — две лампы и один выпрямитель — в обычный радиоприемник. Сам передатчик я засунула в граммофон, из которого был вынут механизм. Я выезжала со всем своим имуществом, тем естественней выглядели среди прочего радиоприемник и граммофон.

На маньчжурской границе все прошло гладко. Наконец мы на китайской пограничной станции. И здесь чемоданы подверглись в поезде контролю без каких-либо претензий. Неожиданно один таможенный чиновник сказал: «Приемник брать с собой не разрешается, на это требуется разрешение правительства». Я потребовала начальника таможенного отделения. Таможенник и один полицейский повели меня на перрон. Мой умненький Миша остался ждать в поезде вместе с чемоданами и граммофоном. Пришел еще один чиновник, с которым я продолжила спор. Вокруг нас собралась толпа, как это всегда бывает в Китае, когда что-нибудь происходит. На другой стороне платформы прибыл еще один поезд, и круг любопытных увеличился за счет выходящих пассажиров. Чиновник предложил, чтобы я оставила свой адрес, направила им разрешение, и они бесплатно доставят приемник в Пекин. Я не хотела называть свое имя и оставлять адрес, поскольку в приемнике были спрятаны части, не имеющие к нему никакого отношения. Спор разгорался. Я грозилась германским консулом, американской фирмой, в которой работала, говорила, что буду жаловаться китайскому правительству на плохое обращение с иностранцами. Толпа продолжала расти.

Раздался гудок нашего паровоза. Подошел машинист и сердито сказал, что должен трогаться, поскольку поезд и так опаздывает. Миша стоял у окна и ревел. В этот момент раздался гудок поезда, стоящего на противоположной стороне платформы. Я бросила на него взгляд и не поверила своим глазам — из окна одного вагона высунулся Нико — мой греческий товарищ по учебе в Москве — и с беспокойством наблюдал за случившимся. Мы не подали и вида, что знаем друг друга. Его поезд отошел. Я поднялась в свой вагон и поехала без радиоприемника в Пекин.

Я остановилась в отеле, где обычно останавливались все иностранцы. Поначалу мне было не до красот города. Мой первый визит был в таможенное управление. Выяснилось, что разрешение на провоз радиоприемников должны иметь только китайцы. Я получила соответствующую бумагу с печатью, и мне посоветовали отправить ее по почте на границу. Через неделю аппарат должен поступить.

Могла ли я взять на себя ответственность оставить на границе приемник с его содержимым? Мы договорились с Эрнстом, что я сразу же свяжусь с ним по радио. Я отправилась за сотни километров к границе. Вновь мне пришлось взять с собой Мишу. Да и где я должна была его оставить? В этот раз я поступала так очень неохотно, поскольку на границе могли возникнуть осложнения.

На границе я предъявила свои бумаги. Начальник таможни извинился за ошибку. Части передатчика, запрятанные в приемник, не были обнаружены.

Первая телеграмма, поступившая в мае из Центра в Пекин, содержала взволнованный запрос о том, что со мной случилось на границе. Теперь я точно знала, что появление Нико не было галлюцинацией и что он прибыл на определенную, мне неизвестную работу.