Рут Вернер - Соня рапортует

Новый арендатор сидел в одной из больших холодных комнат — на вилле было примерно двенадцать комнат — и принял меня с вежливостью кавалера старой школы. Он принадлежал к дворянскому сословию, ему было около 55 лет. Жену и четверых детей он оставил в Германии. Имя его я забыла, так что будем называть его «господин фон». Уже при первом разговоре я констатировала, что в прошлом он германский националист, а ныне нацист, кайзера Вильгельма II он предпочитал Гитлеру. «Господин фон» гордился своей древней родословной и ее военными традициями. В тактичной и импонирующей манере он дал понять, что он против антисемитизма, и высказал желание, чтобы я непременно осталась жить в домике.

«Пусть вас не смущает мое присутствие. Мне будет больно, если вы оставите эту квартиру». «Господин фон» не пожелал обсуждать вопрос о порядке пользования электроэнергией. «Стоит ли говорить о каких-то пфеннигах». Тем не менее я на этом настояла, хотя это и выглядело смешно, если бы немецкий дворянин-националист оплачивал ночной расход электроэнергии, идущей на связь с Красной армией. В течение всего времени нашего соседства «господин фон» и я поддерживали между собой хорошие отношения. Он часто повторял: «Я ценю ум и люблю темперамент. Поэтому мне намного приятнее беседовать с вами, чем с местными немецкими обывателями».

«Господин фон» много пил. «Соседка, — попросил он меня, — если вы где-либо меня встретите и решите, что я хватил через край, доставьте меня домой. Ладно?»

Как-то он пригласил меня в немецкий клуб, но мне не хотелось больше туда ходить. Он настаивал, чтобы я пошла. Затем он положил свои неаристократические жирные руки мне на плечи и сказал: «Если кто-либо из немцев посмеет хоть чем-то вас обидеть, скажите об этом мне».

«Господин фон» обладал определенным влиянием в немецкой колонии. Кроме того, он много пил, создавал вокруг себя непринужденную обстановку и был в своем роде личностью. Без особых стараний с моей стороны я узнала от него кое-какие сведения о немецких дельцах и японцах, с которыми он имел дела.

То, что я так подробно о нем пишу, а значительно более важные подробности, связанные с действиями партизанских групп, опускаю, объясняется сохранившимися у меня письмами. Я писала домой о «господине фон»:

«…Итак, этот человек связан с князем Внутренней Монголии, которого зовут доктор Ван и который пользуется очень большим влиянием. Этот князь — мой сосед посетил его недавно в Монголии — хочет назначить его своим главным советником. Видимо, он отойдет от дел своей металлургической фирмы и будет работать только с князем. У князя есть следующий план: он хочет через государственную сеть покупать и продавать шерсть, которую сейчас покупают в Монголии частные торговцы. Мой сосед станет его посредником и будет предлагать эту шерсть по очень дешевой цене Германии. Девяносто процентов шерсти подлежит оплате товарами. Интересное и громкое дело. Пикантная сторона состоит в том, что моему соседу нужна секретарша… которая, разумеется, поедет с ним к князю, объедет вместе с ним всю Монголию и будет заниматься всей интересующей его корреспонденцией. Заманчивое предложение… Но пусть вас это не беспокоит. С бродяжничеством когда-то надо кончать. Для меня это предложение неприемлемо».

Я была уверена, что дело было не только в шерсти. Я бы с удовольствием поехала с ним на два-три месяца. Уверена, что поездка была бы интересной. Помнится, что я даже Центр запрашивала по этому поводу — Внутренняя Монголия и такой князь могли бы представлять интерес и для Центра. Дело, однако, заглохло.

В это время много радости доставлял мне Миша. Нельзя было не радоваться, глядя на этого умного мальчика с его вдумчивыми, логичными вопросами и его наблюдательностью.

Когда в январе 1935 года он некоторое время находился у Рольфа в Шанхае, я писала родителям:

«Несмотря на то что я занята с утра до вечера, мне очень не хватает маленького и вместе с тем большого стержня всей моей жизни. Вместо того чтобы наслаждаться сознанием, что мне не надо вставать в половине седьмого утра, быть к обеду и ужину дома, печатать с ребенком на коленях, я пребываю в сентиментальных раздумьях и мечтаю о том, чтобы все это вернулось снова».

Рольф привез Мишу в Мукден. Он снова посетил нас, привозил части передатчика, которые нам были крайне необходимы. Помнится, что один раз он привозил даже химикалии.

Родители Рольфа и моя мать не одобряли моего образа жизни. Я писала матери: