1 ...6 7 8 10 11 12 ...161 В среду и пятницу приближенным приходилось особенно тяжело: вечерний стол у государыни начинался после полуночи. Дело в том, что она строго соблюдала постные дни, но покушать любила. Вот и дожидалась первого часа следующего, непостного дня, когда можно было от души наедаться скоромным. Она терпеть не могла яблок. Даже накануне того дня, когда предстояло являться ко двору, лучше было к яблокам не прикасаться: если государыня почувствует их запах, разгневается не на шутку.
Елизавета Петровна очень любила театр, но на спектакли отправлялась не раньше одиннадцати часов вечера. Если кто-то из придворных не ехал с нею туда, с него брали 50 рублей штрафа.
Она легко раздражалась, и тем, кто это раздражение вызвал, приходилось несладко. Особенно болезненно воспринимала чужой успех на придворных балах и маскарадах. В молодости она была так хороша собой, что не знала соперниц. С годами красота стала увядать, а при дворе появлялись все новые юные красавицы. Ей трудно было это пережить, а скрывать ревность не умела, да и не считала нужным.
Могла в ярости вырвать из прически придворной дамы (часто вместе с прядью волос, а то и с кожей) украшение, очень той шедшее, под предлогом, что терпеть не может таких причесок. Екатерина вспоминала:
В удовлетворении своих прихотей Елизавета, казалось, не знала границ, самодурствуя, как богатая барыня. В один прекрасный день императрице пришла фантазия велеть всем дамам обрить головы. Все ее дамы с плачем повиновались; императрица послала им черные, плохо расчесанные парики, которые они принуждены были носить, пока не отросли волосы. Вслед за этим последовал приказ о бритье волос у всех городских дам высшего света. Это распоряжение было обусловлено вовсе не стремлением ввести новую моду, а тем, что в погоне за красотой Елизавета неудачно покрасила волосы и была вынуждена с ними расстаться. Но при этом она захотела, чтобы и другие дамы разделили с ней печальную участь, чем и был вызван беспрецедентный указ.
Екатерине вторит французский дипломат Фавье, наблюдавший Елизавету Петровну в последние годы ее жизни:
В обществе она является не иначе как в придворном костюме из редкой и дорогой ткани самого нежного цвета, иногда белой с серебром. Голова ее всегда обременена бриллиантами, а волосы обыкновенно зачесаны назад и собраны наверху, где связаны розовой лентой с длинными развевающимися концами. Она, вероятно, придает этому головному убору значение диадемы, потому что присваивает себе исключительное право его носить. Ни одна женщина в империи не смеет причесываться, как она.
Спать государыня имела обыкновение в разных местах, так что никто заранее не знал, где она ляжет. Говорили, началось это с тех пор, как она сама ночью вошла в спальню Анны Леопольдовны и захватила власть. Видимо, боялась, как бы и с ней не случилось того же. Спать укладывалась не раньше пяти утра. Засыпая, любила слушать рассказы старух, которых ей приводили с улиц и площадей. Под их сплетни и сказки кто-нибудь чесал царице пятки, и она засыпала.
Когда спала, поблизости запрещалось ездить экипажам, чтобы стук колес не разбудил императрицу.
Летом, наигравшись в парке (Петергофском, Царскосельском, Гостилицком) со своими фрейлинами и утомившись, засыпала прямо на ковре, расстеленном на траве. Одна из фрейлин должна была веером отгонять мух, другие – стоять вокруг в мертвом молчании. И горе было тем, кто нарушит сон государыни! Петр Великий бил провинившихся дубинкой, в руке его дочери дубинку успешно заменял башмак.
Она панически боялась мертвецов и даже издала указ, запрещавший проносить покойников мимо ее дворцов. Никакие силы не могли заставить ее войти в дом, где лежал покойник. Говорить о смерти в ее присутствии было недопустимо – впрочем, как и о Вольтере.
Была суеверна, безоговорочно верила разного рода приметам, гаданиям, пророчествам. Над этим можно было бы посмеяться, если бы не одно странное совпадение: накануне смерти императрицы Ксения Георгиевна Петрова (известная теперь как святая Ксения Блаженная, или Ксения Петербургская) ходила по городу и говорила: «Пеките блины, вся Россия будет печь блины!» (в России с давних пор существует обычай печь блины на поминки).
Я рассказываю о причудах Елизаветы Петровны вовсе не для того, чтобы позабавить читателей, а для того, чтобы они могли представить, как восприняла все это юная немецкая принцесса, воспитанная в среде, где господствовали рациональные начала. Удивлялась? Иронизировала? Осуждала? Наверное, всего понемногу. Но – и это главное – училась. Нет, не вести себя так, как Елизавета. Наоборот, усвоила твердо: чтобы не вызывать недовольства окружающих, пусть даже и тщательно скрываемого, нельзя насильно навязывать им свой ритм жизни; нельзя незаслуженно оскорблять. Никого! Она всегда будет приветлива и ровна со всеми – от фельдмаршала до лакея. «Благодарю», «пожалуйста», «прошу вас» не сходили с ее языка, к кому бы она ни обращалась.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу