Чарльз Уайтинг - Битва в Арденнах. История боевой группы Иоахима Пейпера

Но наконец буря улеглась. Расследование подтвердило слова Пейпера. Итальянское правительство наградило упомянутых партизан медалями за храбрость. Кроме того, выяснилось, что Пейпер по собственной воле освободил группу евреев из итальянского концентрационного лагеря — не из особой любви к евреям, а потому, что руководивший ими раввин оказался, как и сам Пейпер, берлинцем. [77] Проявив в очередной раз свое специфическое чувство юмора, Пейпер заявил раввину, что благодарить за освобождение евреям следует одного высокопоставленного немецкого чиновника, который только что прибыл в ту местность, но уже успел приобрести репутацию отъявленного нациста. Пейпер рекомендовал раввину собрать своих единоверцев, явиться к дому нацистского чиновника и спеть ему в благодарность пару иудейских гимнов на идиш. Реакция чиновника осталась для нас неизвестной, но евреи хорошо запомнили Пейпера, о чем честно рассказали следствию.

Сегодня Йохену Пейперу под шестьдесят. Его седые волосы прилизаны в стиле 30-х годов. Вокруг глаз у бывшего полковника образовались тонкие морщинки, а шея его кажется слишком тонкой для воротника. Чтобы читать, он надевает очки. Но, несмотря ни на что, он столь же проворен и энергичен, как и тридцать лет назад, много жестикулирует и усыпает свою речь словечками из солдатского жаргона времен войны. «Я мог бы прыгнуть ему на лицо голой задницей», — говорит он, или, например, «его надо было кастрировать розочкой от бутылки».

— Знаете, какой «Тигр» у меня был в Ла-Глез? — рассказывает Пейпер. — Хотел бы я притащить эту чертову штуковину сюда, в Штутгарт, поставить ночью возле своей двери и посмотреть, какие у них наутро будут лица!

Но, несмотря на всю свою энергичность, во многих отношениях Йохен Пейпер предстает сломленным человеком.

— Я сижу на пороховой бочке. И Эллис, [78] В 1968 году Пейпер вдруг получил письмо от Эллиса, о котором уже давно ничего не слышал. Письмо начиналось словами «Уважаемый полковник Пейпер!», а дальше Эллис писал что-то о «старых временах», о каких-то «ребятах» и спрашивал, не хочет ли Пейпер получить обратно свои ордена, таинственным образом исчезнувшие в 1945 году. Пейпер ответил, что Эллис может делать что хочет. Несколько недель спустя Эллис ответил, что ему не удалось найти ордена. Пейпер рассказал об этой переписке одной знакомой американке, историку. Та пообещала разобраться. По ее утверждению, награды Пейпера находились у Эллиса и тот собирался продать их на аукционе. Она позвонила Эллису и заявила, что если в течение 48 часов он не вернет ордена, то она обнародует тот факт, что в 1949 году он под присягой свидетельствовал подкомиссии сената, что понятия не имеет о местонахождении орденов и не брал их у Пейпера, как то утверждает подполковник Эверетт. В результате ордена были возвращены Пейперу, хотя тот при этом с грустным сарказмом отметил: «Кому они сейчас нужны? Моему сыну — точно нет…» и Кемпнер, и Визенталь — все пытались добраться до меня. И сейчас в любой момент может появиться еще кто-нибудь с какой-нибудь новой историей, и тогда эта пороховая бочка взорвется.

«Я стал фаталистом. На меня и на моих солдат навесили клеймо отбросов общества, и эту печать уже не отмыть. Нас изображают немецкими бандитами, подобными Аль Капоне, с двумя револьверами под мышками и автоматом в руках… Я ушел во внутреннюю эмиграцию. [79] Об уходе во «внутреннюю эмиграцию» часто заявляли противники нацизма, не покинувшие Германию в период правления Гитлера. Пусть так называемое правительство делает что хочет. Германия? Да не смешите меня. Мальмеди? Кто помнит это название и кому до него есть дело? Уже никто, никто не наведет порядок. За последние двадцать пять лет было произнесено слишком много лжи». [80] Пейпер отбрасывает свой цинизм только тогда, когда говорит об Эверетте, которому столь многим обязан. Выйдя из тюрьмы, он какое-то время вел переписку с этим американским юристом, который пожертвовал карьерой и состоянием, чтобы спасти осужденных по «делу Мальмеди». Наконец, в начале шестидесятых, Пейпер получил от Эверетта письмо, где тот говорил, что собирается приехать и поговорить о каких-то вещах, которые не хочет доверять бумаге. Однако американец так и не приехал, а когда Пейпер написал в США еще одно письмо, миссис Эверетт ответила ему, что ее муж умер от «приступа» — как понял Пейпер, имелся в виду сердечный приступ.

В Арденнах сейчас мало что напоминает о той декабрьской неделе 1944 года. В Бюллингене, Бонье и Линьевиле стоит достаточно много памятников, но все они поставлены в честь погибших американцев. За этими памятниками заботливо ухаживают, к ним издалека приезжают делегации, чтобы почтить память молодых людей, которые пришли «нести освобождение» и поплатились за эту благую цель своей жизнью. Но никаких памятников 1-й танковой дивизии СС — «Лейбштандарту Адольф Гитлер» здесь, разумеется, нет.