Клод Дюфрен: Мария Каллас

Однако в первые дни замужества Евангелия считала себя вполне счастливой. Молодые поселились на Пелопоннесе, аптека приносила Георгиосу приличный доход. Семья жила в просторном доме, откуда открывался восхитительный вид на живописные окрестности, которыми так богата Греция, где древностью дышит каждый камень. По вечерам Георгиос предавался воспоминаниям о былой славе предков. Однако произведения Гомера, подвиги Агамемнона и Ахилла не долго волновали воображение Евангелии. Ее мысли были заняты другим. Она жаждала славы, роскоши, блеска… Всего того, чего не мог предложить ей простой сельский аптекарь…

Вскоре Евангелия раскусила характер своего мужа: за улыбкой провинциального обольстителя не скрывалось ничего, кроме пустоты и полного отсутствия честолюбия. Она замкнулась в себе; постепенно Георгиос, которого она выбрала себе в мужья по необходимости, становился совершенно чужим и безразличным ей человеком. Несмотря на ожидание ребенка, у молодой женщины оборвалась с мужем духовная и сердечная связь.

Что касается Георгиоса, то он, заметив охлаждение супруги, вернулся к своему любимому занятию — ухлестывать за каждой встречной юбкой. Вот в такой семейной атмосфере у Евангелии родилась 4 июня 1917 года первая дочь, которую окрестили Синтией; впоследствии это имя будет переиначено в совсем не греческое имя Джекки. Евангелия, так же как Георгиос, мечтала о мальчике; Синтия-Джекки была воспринята родителями, по крайней мере вначале, как временный подарок судьбы в ожидании мальчика, которым надлежало обзавестись каждой греческой семье. Три года спустя на свет появился этот долгожданный ребенок, и вместе с ним в семейство Калогеропулос пришла беда.

Аптечное дело Георгиоса Калогеропулоса процветало; финансовое благополучие развязало ему руки, и он, пустившись во все тяжкие, стал изменять законной жене направо и налево. Евангелия отнюдь не пребывала в неведении, однако, несмотря на громкие скандалы, которые она частенько закатывала своему неверному супругу, относилась к его изменам, как к неотъемлемой части традиционной восточной семьи: чем больше Георгиос ходил на сторону, тем усерднее Евангелия занималась домашним хозяйством, хотя у нее было достаточно прислуги.

Наконец на свет появился долгожданный сын Вассилиос. Его рождение, казалось, должно было сблизить супругов в хлопотах вокруг колыбели. Любовь к новорожденному сыну, возможно, могла разжечь огонь давно угасшего семейного очага. Увы! Похоже, что сама судьба вынесла этой семейной паре свой приговор: Вассилиос в трехлетнем возрасте стал жертвой эпидемии тифа, которого так опасались в те годы. «Мне казалось, что мое сердце умерло вместе с ним и я никогда больше не воскресну», — сказала впоследствии Евангелия.

Георгиос страдал не меньше супруги. Ради Вассилиоса он отказался, или почти отказался, от своего волокитства; теперь же он предался любимому занятию с удвоенной энергией. Если раньше Евангелия смотрела сквозь пальцы на неверность легкомысленного супруга, то теперь попросту возненавидела его. Смерть ребенка уничтожила последние остатки сердечной привязанности между супругами. Однако в греческой семье не принято разводиться, особенно в те далекие двадцатые годы, когда семейными правилами, а вовсе не желаниями руководствовались муж и жена. Евангелия подчинилась устоявшейся традиции, похоже, без особого отвращения, поскольку в июле 1923 года она вновь ожидала ребенка. Вдруг Георгиос сообщил ей, что продал свою приносящую доход аптеку и собирается отправиться на постоянное жительство в Америку вместе с женой, дочерью и всем семейным скарбом. Калогеропулос принял это скоропалительное решение, не посоветовавшись с супругой, даже не сочтя нужным предупредить ее заранее. Каким чувством руководствовался глава семейства, отважившись зарезать приносившую золотые яйца курицу, отказаться от безбедного существования и втянуть нелюбимую к тому времени жену вместе с пятилетней дочерью в авантюру, связанную с переселением в Новый Свет? Впоследствии Евангелия призналась в воспоминаниях, что так и не смогла постигнуть тайну столь неожиданного решения мужа.

«Я не знала тогда и не знаю сейчас, почему мой муж решил эмигрировать в Соединенные Штаты, ибо он так и не открыл мне истинные мотивы своего поступка: он столько всего скрывал от меня! Он продал наш дом, не сказав мне ни слова, и даже в тот момент, когда он объявил мне о том, чтобы я готовилась к отъезду и укладывала вещи, я не имела ни малейшего представления, куда мы направляемся. И только за день до отъезда из Греции я узнала, что мы едем в Нью-Йорк… Мое сердце было разбито».