Владимир Лесин - Атаман Платов

Этот вывод подтверждается и процитированным выше рапортом Барклая де Толли Кутузову, только что вступившему в должность главнокомандующего, в котором нет ни слова упрека атаману за отвод войск, имеющих «нужду в отдохновении», к Семлеву. Напротив, говорится, что арьергард 15 августа вполне справился с поставленной перед ним задачей, отразив «все стремительные атаки неприятеля». Похоже, что военный министр сам не верил в возможность генерального сражения близ Вязьмы.

И все же после того, что военный министр писал императору 22 июля, его оценка Платова в письме от 14 августа представляется неожиданной. Выходит, он простил атаману и невыполнение приказа о срочном соединении казачьего корпуса с 1-й армией, и оскорбительную записку, если она каким-то неведомым нам путем попала ему на глаза, и ту бестактную выходку в присутствии генералов и сэра Роберта Вильсона?

Отвечая на этот вопрос, надо иметь в виду, что острота конфликта за минувшие три недели, конечно же, притупилась. Рассудок взял верх над чувствами. Опытный профессионал Барклай де Толли не мог не оценить достоинства Платова-полководца, его «новых к славе и пользе Отечества подвигов», «его примерную храбрость, благоразумные распоряжения и отличное в военных делах искусство», проявленные им в период с 9 по 14 августа при совершенно недостаточных силах.

«В подобных условиях, — полагал генерал-лейтенант Б. М. Колюбакин, — арьергард должен был состоять по меньшей мере из целой дивизии пехоты, не считая егерских полков, при пособии сильной артиллерии… и нескольких драгунских полков. Казачьи же полки не могли быть устойчивы против первоклассной французской пехоты, да еще на подобной закрытой и пересеченной местности».

И все-таки казаки и егеря выстояли. Это и оценил по заслугам командующий войсками Барклай де Толли.

Изменилось ли отношение Барклая де Толли к Платову-человеку? Думаю, нет оснований сомневаться в искренности «честного и благородного» военного министра. Ведь он имел возможность ограничиться официальным предписанием атаману — отправиться к «престолу для важного совещания о спасении общем», как и писал ему, и не расточать комплименты человеку, уязвившему его самолюбие. Но неприятный осадок от того столкновения, пожалуй, остался. Впрочем, об этом позднее.

Историк Александр Николаевич Попов, пытаясь объяснить несоответствие первого отзыва военного министра об атамане от 22 июля и его же характеристики от 14 августа, поставил вопрос: «Предполагал ли Барклай этою официальною бумагою доставить государю повод, чтобы даровать Платову награду, которую для него испрашивал?»

Предполагал, конечно. Ведь с точки зрения военного министра, его заслуги «по всей истине достойны тех отличных воздаяний, коими от монарших… щедрот украшаются блестящими доблестями среди верных слуг… и бесстрашных защитников Отечества».

Однако Александр I наградами не бросался. Тем более в период отступления русской армии.

Рескрипт Александра I, датированный 28 июля, Барклай де Толли получил примерно 2 августа. Прочитав его, он не сразу сел отвечать своему государю, а, как видно, почти через две недели. Поэтому может возникнуть вопрос: как мог военный министр позволить себе так долго не информировать императора о деле, которое сам же и возбудил? Похоже, ему было известно об отъезде государя из Москвы в Петербург, а затем в Финляндию для переговоров с наследным шведским принцем в Або. Поэтому не было необходимости спешить с ответом, как не имело смысла и отправлять атамана на встречу с царем. Но в то же время он не мог держать его при себе без дела. Военный министр приказал Платову командовать арьергардом. И Матвей Иванович ценой чрезвычайного напряжения сил и больших потерь успешно справился с поставленной задачей.

14 августа Барклай де Толли сообщил императору о поездке Платова в Петербург, но в течение двух последующих дней тот продолжал командовать арьергардом: Платов отправился в путь лишь по прибытии в армию Кутузова. А это значит, что атаман ни одного шага не мог сделать, не согласовав его с новым главнокомандующим.

18 августа Платов в сопровождении многочисленной свиты покатил в легкой коляске на свидание с императором, но не в Петербург, как предписывал Барклай де Толли, а в Москву, где государя не было. Кутузов, только что прибывший из столицы, конечно, не мог не знать об этом. А потому версию официальной цели поездки надо сразу же поставить под сомнение.