Мария Грей - Мой отец генерал Деникин

Все казалось спокойным, когда 10 марта генерал Мищенко, залечив рану, прибыл в армию и стал во главе Урало-Забайкальской казачьей дивизии. Он был не очень доволен, найдя здесь начальника штаба, «завещанного» Ренненкампфом, которого он изрядно не любил. Установились самые холодные отношения, но поскольку оба были наделены той «человеческой теплотой», которой в высшей степени не хватало Ренненкампфу, то лед в конце концов растаял.

Армия в Маньчжурии была разделена на три части. Казачья дивизия, входившая во вторую часть, защищала левый фланг. Несмотря на фактическое перемирие, она была вынуждена совершать постоянные рекогносцировки, постепенно превратившиеся в настоящие и кровопролитные бои. Так, 17 мая Мищенко во главе 4500 кавалеристов, вооруженных шестью пушками, вышел на дорогу к реке Ляохе. Рейд длился четыре дня. Казаки разрушали склады, сжигали грузовые платформы, перехватывали обозы. Японцы, не любившие сдаваться, дрались до конца и в безысходной ситуации кончали с собой. В плен взяли только 234 человека, но благодаря проворству разведчиков и депешам, перехваченным у японских курьеров, генерал Мищенко смог сковать три вражеские дивизии, потеряв лишь 187 человек. За этот «майский рейд» Деникин получил звание полковника и две награды — орден Святого Станислава с мечами и орден Святой Анны с мечами и лентой.

Бой, который дали японцам казаки Мищенко 1 июля 1905 года, оказался последним боем русской армии. В далеком Портсмуте (Соединенные Штаты) под эгидой президента Теодора Рузвельта были начаты переговоры о мире. Договор о мире был подписан 5 сентября. Россия потеряла свои права на Ляодунский полуостров, на всю южную Маньчжурию, оставляла японцам ветку транссибирской дороги и уступала им половину Сахалина.

Но не столько эти уступки, в конце концов незначительные возмущали Деникина и большинство участвующих в войне офицеров, сколько преступное легкомыслие чиновников, не соизволивших посоветоваться с армией и подписавших этот преждевременный мир, в то время как победа была уже почти в руках! Эта убежденность могла бы, конечно, вызвать удивление. Некомпетентность и малодушие высшего командования были всем известны. 28 марта 1905 года сбылись надежды, возлагавшиеся на наступление на море! В этот день долгожданная эскадра адмирала Рожественского, не дойдя до Китайского моря, вступила в бой в Корейском проливе. Там ее ждал флот адмирала Того. У берегов острова Цусима начался бой. Русские корабли один за другим шли ко дну. Рожественский, получив ранение, попал в плен. Лишь нескольким крейсерам удалось уйти из этой ловушки. Японцы не потеряли ни одного судна и сохранили на море бесспорное превосходство.

Но на земле дело обстояло совсем по-другому. Совершенно исчерпав свои резервы, японская армия находилась в очень тяжелом положении. Японцы, попавшие в плен летом 1905 года, в большинстве случаев были призывного возраста или не достигали двадцати лет. Их страна находилась на грани разгрома. Зато в русских войсках пополнение не переставало прибывать, теперь двое русских воевали против одного японца. Достойные доверия секретные донесения, приходившие из Токио, давали возможность сделать заключение, что истекающая кровью Япония собиралась отозвать свои войска.

Сорок лет спустя, в 1946 году, Деникин, познакомившись с документами, остававшимися до тех пор секретными, писал: «Что касается вопроса: каков был бы исход войны, если бы весной 1905 года нам позволили бы перейти в наступление, то, взвесив все за и против, я бы, как и тогда, ответил: исходом была бы победа русских».

Кого же обвинять в «убийстве победы»? Англичан или американцев, которые, напомним, больше боялись экспансионизма русского гиганта, чем аппетитов японского карлика, и потому склонны были встать на сторону японцев? Русских дипломатов, менее ловких, чем японских? Протеже царя Витте, ведшего переговоры? Окружение царя Николая II, убедившего царя в том, что «все потеряно»?

Главной причиной, заставившей царя подписать Портсмутский договор, была всевозрастающая угроза революции. Террористические акты с каждым днем множились, поднималась Польша, стачки будоражили крупные города. Волнения доходили и до деревни. Царь хотел освободиться от внешних забот, чтобы оказаться лицом к лицу с внутренними проблемами, ставящими под угрозу само существование монархии, но упустил из виду, что демобилизация и возвращение домой сотен тысяч солдат лишь ускорит события.