Но казачье командование ходатайство депутации не удовлетворило, необходимых денежных средств не выделило, поэтому продолжение выпусков «Песни казаков» так и не последовало.
* * *
Об одном, дошедшем до меня по промыслу Божьему, рукописном сборнике казачьих песен Г. М. Концевича мне хочется рассказать особо. Много лет я собирал сборники народных песен из репертуара войскового певческого хора в обработках Григория Митрофановича, изданных до революции, а также его авторские сочинения, все, что имело прямое отношение к имени этого выдающегося музыкального деятеля Кубани, Украины и России. А на ловца, как известно, и зверь бежит.
Около десяти лет тому назад Кубанский казачий хор давал концерт в Самаре. Я не смог тогда поехать на гастроли по городам России, т. к. лежал в Краснодарской краевой больнице после очередной операции. Но судьба всегда была ко мне более чем благосклонна. После концерта в Самаре к руководителю оркестра Ф. Каражову подошел небольшого роста старичок и начал спрашивать художественного руководителя. А поскольку меня не оказалось, то он велел передать мне сборник казачьих песен. К сожалению, ни фамилии, ни отчества, ни адреса этого старика артисты хора не спросили. А жаль. Возможно, что у подателя сборника Г. М. Концевича были и другие материалы собирателя.
Когда я с трепетом взял в руки переданную мне книгу, то это оказалась большого формата на плотной бумаге рукопись Г. М. Концевича. Я глазам своим не поверил. Чудо, да и только! Читаю: «Песни кубанских казаков. Собрал учитель пения при Кубанском войсковом певческом хоре и собиратель Кубанских казачьих песен Г. М. Концевич. В период — от 15 января по 17 февраля 1911 г.». Меня поразил удивительной красоты каллиграфический почерк Григория Митрофановича. Каждая буковка выписана тушью с любовью, словно рукой художника. В правом верхнем углу титула рукописи написано его рукой уже фиолетовыми чернилами: «Кубанскому Научному Музею в дар от Г. М. Концевича. 1927 года 3/VII. Рукопись — автограф». Вот это для меня поистине был дар Божий.
Первое, что бросилось мне в глаза, когда я начал внимательно просматривать рукопись, — это принципиальное отличие рукописного сборника казачьих песен Г. М. Концевича от всех его изданных сборников. Там все песни были изданы в трех- и четырехголосной обработке для войскового певческого хора. В рукописном же сборнике, включающем 56 казачьих песен, почти все песни даны в одноголосном изложении. Три песни — в двухголосном. И только одна под № 18 «Ой, дуду, ой дуду», записанная в станице Сергиевской, дана в четырехголосной обработке для певческого хора.
Второе: Г. М. Концевич впервые в этом сборнике указал место записи каждой песни, фамилии, имена и отчества их исполнителей и время записи: день, месяц и год. Таким образом, в этой рукописи собиратель показал себя уже не столько регентом и талантливым композитором — аранжировщиком войскового певческого хора, для которого он собирал и обрабатывал песни, а настоящим фольклористом — этнографом, бережно зафиксировавшим аутентичное звучание песен. Рукопись сборника дает ясное представление о методике записи песен и подтверждает высокую репутацию Концевича — фольклориста. Каждая страница рукописи освещена его сердечной и самозабвенной любовью к народной песне. Сколько же таких рукописей было у него? Судя по его многолетней и целенаправленной собирательской работе, можно предположить, что их было несколько. Но уцелели ли они в годы Гражданской войны и репрессий, чего не удалось избежать и Григорию Митрофановичу?
Ну а третье, что меня просто поразило в рукописном сборнике, — это то, что первым музыкантом — фольклористом и композитором, который записывал народные песни в моей родной станице Дядьковской Кореновского района, в которой я родился и вырос, оказался не кто иной, как первый художественный руководитель Государственного Кубанского казачьего хора Григорий Митрофанович Концевич! Это удивительное совпадение не объяснить никакой логикой, кроме неисповедимого Провидения.
И еще один поразительный факт. Исполнителем пяти песен, записанных в станице Дядьковской Г. М. Концевичем, был казак Архип Иванович Мисько. И когда я спросил у моей матери, Натальи Алексеевны, а знала ли она того казака и знает ли хату где он жил, она ответила: «А як же. Я сама була ще дивчинкой, а уже нянчила у Архипа Ивановича йго дитэй. Бо я же була кругла сырота, а жить‑то якость надо було». После этого имя Григория Митрофановича стало для меня не только еще дороже, но и намного роднее. Песни, записанные от Архипа Ивановича, знала и мама. И многие другие песни этого сборника я записывал в юности в станице Дядьковской, в частности, любимую песню моей матери «Браты мои, браты мои, браты соловэйкы». Вот уж действительно чудны дела Твои, Господи.
Читать дальше