Виктор Захарченко - Из истории Кубанского казачьего хора - материалы и очерки

Троекратный рефрен «О тебе здесь вспоминаючи», с которого начинаются 3, 4 и 5–я строфы исповеди, заставляет нас задуматься о значении памяти в казачьей жизни. Несомненно, это одно из самых сущностных понятий как в жизни отдельного человека, так и жизни целого народа, ведь степень духовного здоровья часто находится в пропорциональной зависимости от полноты и связанности воспоминаний человека. Справедливо и обратное утверждение: одним из типичнейших признаков безумия является полная или частичная потеря памяти.

В отличие от романо — германских народов, пафос мышления которых был направлен в будущее, славяне всегда тяготели к заветам прошлого. Если в западном обществе случались смуты, то в большинстве своем оттого, что старому выражалось недоверие. В России, наоборот, такая ситуация в большинстве своем возникала от недоверия к новому. Ярким выразителем нового направления в историческом мышлении был Лютер; мышления, поверяемого традицией прошлого, — Аввакум.

Календарный день для казака начинался не с настоящего утра, а с прошедшего вечера, что соответствовало практике богослужебного цикла. В связи с этим прошлое никогда не ощущалось как нечто ушедшее, несуществующее, но всегда как начало, часть настоящего, причем лучшая его часть, ибо свой «золотой век» казачество видело не в будущем, а в прошлом: там, за синей дымкой времен остался отчий социально — нравственный идеал Запорожской Сечи. Любый и недостижимый.

Не потому ли в кубанской литературе прошлого и начала нынешнего века преобладающим было историческое направление? Действительно, лучшими представителями мыслящего казачества, заявившими о себе за пределами Кубани, были писатели — историки: Я. Г. Кухаренко, И. Д. Попко, П. П. Короленко, Ф. А. Щербина. Их произведения написаны «не научно». Вместо отстраненной сухой строгости — высокая образность, задушевность, вместо принятых в исследовательской литературе записных оборотов — почти сказовая интонация. Объяснение всегда кроется в своеобразном «пристрастном» отношении к истории, которая понималась как предание.

Сущность предания заключена в завете «Храни преданное тебе» и выражает преемственность духовного опыта всякого народа от праотцев до настоящего времени. Предание — церковно, вот почему отечественная история воспринимается как часть священной истории, временное — как часть вечного. В известном смысле первыми музеями на Кубани были церкви. Именно они брали на себя миссию сохранения наследия прошлого, как это было, например, с войсковым Воскресенским собором, выставлявшим в особо торжественные дни на всеобщее обозрение подарки Екатерины II.

Прошлое казачества изобилует примерами специфического отношения ко времени, свойственного преданию. Прежде всего это предпочтение живой устной традиции перед письменным способом передачи исторической информации. От деда к отцу, от отца к сыну. С той неизменной непрерывностью, с какой испокон веков совершался обряд священнического посвящения. Когда‑то апостолы возложили руки на Павла и Варнаву, те, проходя Листру, Иконию и Антиохию, стали рукополагать во священники других достойных христиан, которые в свою очередь продолжили цепь священной преемственности на следующих людей — без счета из века в век, так что последний с полным основанием мог сказать, что над ним были вознесены руки первого.

Именно так поступали кубанцы, когда хотели сохранить прочную память о каком‑либо знаменательном событии в своей истории: на войсковые празднества, сходы и другие важные мероприятия, проходившие в столичном граде Екатеринодаре, непременно приглашали смышленых мальчиков от всех казачьих поселений края, по два — три человека от каждого, с тем чтобы эти события были надолго запечатлены в их детском сознании. Со временем эти мальчики становились отцами и передавали все увиденное своим детям, те, становясь в свою очередь опорой семьи, передавали услышанное своим детям — так и ковалась эта живая цепочка казачьей истории.

Другой характерной особенностью предания являлась анонимность. Вместо определенных, а потому ограниченных вех памяти предание охотно использовало обобщенные обороты «во время оно», «некий муж», так что всякий слушающий, внутренне примеряясь, мог представить себя на месте героя, получив тем самым нравственный урок. Забота об увековечении собственного имени для казака никогда не была настолько сильной, чтобы соревноваться с общинной памятью громады: только эта последняя имела право на земное бессмертие, ибо что же стоила отдельная жизнь даже самого знаменитого человека, если все хорошее в ней было взято взаймы у товарищества и лишь пороки составляли личную собственность. Именно так рассуждали «письменные» казаки, оставившие потомкам следующую надпись: «Крест сей сооружен коштом некоих благочестивых граждан киевских, их же имена написаны суть на небесах».