Яков Наумов - Чекистка

Увидев приват-доцента, Вера Петровна недовольно поморщилась:

— Что вам угодно? — спросила она, почти не глядя на Сименовского и продолжая пристально следить за входной дверью.

— Пардон, милейшая Вера Петровна, но у меня к вам деловой разговор.

— Говорите! — сухо ответила Вера Петровна, готовясь выслушать порцию нудных излияний мятущегося интеллигентика, оскорбленного «диктаторскими», замашками большевиков.

— Слушайте внимательно. Это крайне необходимо и важно, — Сименовский говорил скороговоркой, озираясь по сторонам и явно волнуясь. — Умоляю вас, умоляю, отнеситесь к моему сообщению серьезно!

— Нельзя ли без предисловий? Ближе к делу! — все так же сухо перебила его путаную речь Вера Петровна.

— Терпение! Я все расскажу. Собственно говоря, я пришел к вам по старому знакомству, даже по дружбе. Bis dat cito dat [2] Дает вдвойне, кто дает вовремя ( лат. ). . Я вас искал. Ей-богу, вы, большевики, в конечном счете неплохие ребята. Мне будет искренне жаль, если вас перевешают на фонарях. — Сименовский снял пенсне и, близоруко щурясь, заглянул в глаза Веры Петровны. — Это должно произойти буквально на днях. Не исключено даже, что послезавтра. Dixi et animam meam levavi [3] Я сказал и облегчил душу ( лат. ). .

Мгновенно сопоставив в уме сообщение Сименовского с тем, что уже носилось в воздухе, о чем говорили товарищи, Вера Петровна поняла, что Сименовский не выдумывает. Сердце тревожно екнуло, но выражение ее лица оставалось невозмутимым.

— А не кажется ли вам, господин приват-доцент, что вас наяву преследуют кошмары?

— Mon dieu! [4] Мой бог! ( Франц. ) Вера Петровна! Я не шучу, и тон ваш неуместен! — обиделся Сименовский. — В городе готовится восстание. Parole d’honneur [5] Честное слово! ( Франц. ) . Крупное восстание. Мне говорил об этом один из руководителей. И люди у них опытные, военные специалисты, офицеры. Вам надо бежать!

Сименовский говорил быстро, захлебываясь, хриплым шепотом. Правая щека у него нервно подергивалась. Все это заставило Веру Петровну поверить в искренность его слов. «Не врет!» — подумала она.

— От кого же вы все это слышали? Кто этот руководитель? — в упор спросила Вера Петровна, поворачиваясь к Сименовскому всем корпусом.

— Меня сюда привела не обязанность отчитываться перед вами, — возмутился Сименовский. — Рассказать об этом меня побудила совесть порядочного человека. Я изложил вам все, что считал нужным, но быть доносчиком?.. Указывать имя человека, который мне доверился?.. Слуга покорный!.. Увольте, милейшая, увольте! Я вас, а через вас, надеюсь, и ваших коллег предупредил. Остальное — дело ваше. И еще раз позволю себе повторить совет: бегите, скрывайтесь, пока есть время, пока есть шансы на спасение. Кровопролитие мне противно, потому я и пришел. Только потому…

Пока Сименовский говорил, Вера Петровна лихорадочно думала. Как быть дальше? Что предпринять? Никого добром он не назовет: знаю я «их благородство», этих интеллигентов. Как же заставить его говорить? Сыграть на самолюбии? Оскорбить, чтобы он, отстаивая свою честь, заговорил? А ждать нельзя, нельзя ни минуты!

Едва Сименовский кончил, как Вера Петровна, гордо вскинув голову, произнесла, щурясь, с подчеркнутым пренебрежением:

— Однако, ловко же у вас получается! Решили, что называется, и невинность соблюсти, и капитал приобрести. Дай, мол, на всякий случай предупрежу большевиков: чем черт не шутит? А вдруг они победят? В то же время и заговорщики не в ущербе — общими фразами о восстании никого и ничего не выдам! Так, что ли?

Сименовский оскорбленно передернул плечами, нахмурился и молча отошел в сторону. Он был слишком хорошо воспитан, чтобы ответить женщине грубостью.

«Пожалуй, перегнула», — подумала Вера Петровна. — Как бы этот хлюпик не пожалел о своей откровенности. А то еще, чего доброго, побежит к своим офицерам каяться. Хоть бы уж скорее пришел Олькеницкий. Вместе мы быстрее сообразили бы, что делать.

И тут наконец-то в дверях показался Олькеницкий. Он шел с военкомом города Милхом.

Гирш был одет как обычно: защитная гимнастерка и широченные синие бриджи. Костюм сидел на нем плохо, и он казался в нем очень неуклюжим. Вера про себя мгновенно отметила, что выглядит он очень плохо. На лице Олькеницкого лежала печать крайнего утомления, но глаза его смотрели зорко, твердо, как обычно. Под этим пристальным дружеским взглядом тревога улетучилась.

«Как постарел Гирш», — подумала Вера Петровна. На память пришла первая встреча с ним.