Дэвид Вейс - Убийство Моцарта

– Я подумываю предпринять путешествие в Старый Свет. Мне хотелось бы повидаться с некоторыми европейскими музыкантами.

И тут он вспомнил, что Общество намеревалось заказать господину Бетховену ораторию.

– Знают ли Пикеринги о вашем намерении поехать в Европу?

– Я хотел сначала посоветоваться с вами, профессор.

– Почему?

– Я мог бы посетить Бетховена. Ваше рекомендательное письмо пришлось бы весьма кстати.

– Бетховен оставит его без внимания. У нас никогда не было с ним личной переписки.

– Но он не оставит без внимания заказ Общества, профессор.

Элиша Уитни не стал развивать дальше эту тему, а только заметил:

– Если вы решите посетить Старый Свет, я обращусь к Квинси Пикерингу с просьбой предоставить вам отпуск. К сожалению, многие энергичные и подающие надежды молодые люди жертвуют своим будущим в погоне за несбыточными мечтами.

– Как обстоят дела с заказом оратории Бетховену?

Джэсон, погруженный в задумчивость, невольно вздрогнул. Мюллер повысил голос, и Джэсон вернулся к действительности. Взволнованный всем тем, что он узнал о Сальери, он забыл сообщить старому музыканту о письме, полученном от Общества. Элиша Уитни, не упускавший из виду и собственные цели, оказался ему весьма полезен.

– Мне придется, возможно, кое в чем уступить, – сказал Джэсон.

– В Вене у вас появится возможность встретиться и с другими людьми.

– Например, с Сальери?

– Сальери, считайте, уже мертв. Никто его больше никогда не увидит.

– Тогда к чему мне ехать в Вену?

Мюллер взял щепотку табаку, поправил свой старомодный парик, потеребил серебряные пуговицы на камзоле и ответил:

Господин Бетховен очень хорошо знал Сальери. Сальери был его любимым учителем. Насколько мне известен характер Бетховена, он будет со всей страстью защищать своего учителя.

Значит, вы полагаете, что я твердо решил расследовать обстоятельства смерти Моцарта?

Сейчас для этого самый подходящий момент. После признания Сальери и его попытки к самоубийству Вена, должно быть, полна всяких слухов и разговоров. В такое время вам наверняка удается разузнать скрытые доселе вещи.

Путешествие предстоит нелегкое.

Во времена Моцарта оно было куда труднее. В теперешних каретах не гуляют сквозняки, да и рессоры стали получше, Вот увидите, все будет в порядке.

Глупо скрывать свою заинтересованность, однако…

Не отказывайтесь, иначе потом пожалеете, – уговаривал Мюллер. – Еще живы многие из тех, кто знал Моцарта и Сальери. Кто поручится, будут ли они живы через год-два. Мой брат Эрнест пишет, что Бетховен прихварывает. Да и сам Эрнест, который может вам многое рассказать о Моцарте и Сальери и устроить встречу с господином Бетховеном, тоже уже немолод и подвержен болезням. Ну, а сестры Вебер, три сестры, что связали свою жизнь с жизнью Моцарта; его жена, Констанца, ее старшая сестра Алоизия – первая его любовь, что ни для кого не секрет, – и третья, младшая сестра Софи, на чьих руках он умер. Все они уже в преклонных летах. Скоро старость и болезни многое сотрут в их памяти, а смерть вообще все предаст забвению. Родная сестра Моцарта, Наннерль, сильно болеет, и, говорят, дни ее сочтены. А сколько ценного можно у нее узнать! Если вы искренне желаете встретиться с людьми, знавшими Моцарта и Сальери, вам следует торопиться. К примеру, Лоренцо да Понте, который был близко знаком с обоими и писал для них либретто, ему должно быть уже под восемьдесят.

– Да Понте был соотечественником Сальери?

– Сальери ввел его в венские музыкальные круги. Да Понте считался непревзойденным мастером интриги. Пожалуй, и не найдешь другого, кто знал бы столько о Моцарте и о Сальери. Он теперь живет в Америке, в Нью-Йорке.

– А захочет ли он со мной говорить, господин Мюллер?

– Он готов говорить с каждым, кто изъявит желание его слушать.

– Вы его знали?

– В музыкальных кругах Вены его знали все. Это был замкнутый мирок, ограниченный с одной стороны собором святого Стефана, с другой – Дунайским каналом, с третьей – династией Габсбургов и их дворцом Гофбург, а с четвертой – Бургтеатром, где ставилось большинство опер.

– Вы когда-нибудь встречали Моцарта и Сальери в обществе да Понте?

– Да. Но ведь всякий человек видит вещи по-своему. А господь редко кого наделяет даром прозрения. – Мюллер откинулся на спинку стула, обитого красной материей, копией тех стульев, что он некогда видел в Гофбурге, и сделался вдруг недвижим и молчалив. Джэсону показалось, что старик погрузился в сон. А может быть, он просто вел с собой и со своим прошлым длинный разговор? Внезапно Мюллер воскликнул: