Алэн Польц - Женщина и война

По профессии Рожика была - как говорили - уличной шлюхой. Потом вышла замуж за Бенё, который скопил немало денег, работая проводником в спальных вагонах, они построили красивый дом, у Рожики появились тигровая шуба, драгоценности. Много позже они попали в автокатастрофу, и Бенё погиб на месте. Рожика боялась грозы, и, чтобы ненастье их не застало, Бенё слишком быстро гнал машину. Однажды она зашла ко мне в Пеште - тогда я и узнала об их судьбе.

Нрав у Рожики был крутой - в отца, с тетей Анной она обходилась отвратительно. Странно, что меня она приняла как сестру. Она не раз говорила: "Я любила тебя как сестру родную". И никогда не обижала меня.

Тетя Анна вышла, долго смотрела мне в глаза. "Бенё нету дома, но вы проходите, садитесь". Я замялась, потому что была вшивая и все такое. Вошла, села осторожно, платок не сняла. Она приободрила меня: "Снимите теплый платок, здесь тепло".

Крошечная летняя кухня, земляной пол, беленая печка, рядом с ней, у стены, - лежанка, сбоку - кровать, маленький столик, самодельный деревянный стол под окном, стул. Вот и вся обстановка. От печки до кровати - один шаг. Впереди - дверь в большую красивую кухню с цементированными стенами; напротив нее - другая дверь, тонкая, дощатая, в маленький чуланчик для дров и инструмента.

Позже Рожика рассказала, что, когда я к ним постучалась, тетя Анна промолвила: "Это Мария постучала. Дева Мария". Она почувствовала: от стоящей у двери женщины веет такой чистотой, такой печалью, что ее надо принять. "Если не примем ее, - доказывала она Рожике, - значит, прогоним Марию". Я ничего такого и не подозревала, при первом знакомстве тетя Анна показалась мне женщиной трезвомыслящей.

На следующее утро в подвал снова пришли - сгонять женщин и мужчин на рытье окопов. В тот раз вместе с солдатами приходил и Бенё, но я не знала его в лицо. Он сам меня узнал по описанию тети Анны. Рядом с местом, где нас собирали, был разбитый вдребезги табачный киоск; входная дверь сорвана, внутри - в беспорядке разбросанные обломки мебели. Он велел мне быстро спрятаться под прилавок, пока у них перекличка; потом он придет за мной. Я просидела там, скорчившись, час или два и успела промерзнуть насквозь: было по-зимнему холодно. Потом он пришел за мной и сказал: "Я отведу вас домой". И отвел домой - к тете Анне, в маленькую, чистенькую летнюю кухню. Бенё ушел, а тетя Анна согрела воды, принесла корыто, они с Рожикой усадили меня туда и вымыли. Постирали и мое белье, трусы (на них коркой запеклась кровь). Пока они сушились, Рожика дала мне другие. Как же мне стало хорошо после всего этого.

С тех пор я там и жила. Меня кормили. Тетя Анна спала в буквальном смысле на земле - на земляном полу, из-под дверей наверняка тянуло сквозняком. Рожика и Бенё спали на тонком соломенном тюфяке, на кровати. Я на лежанке.

Поначалу дни шли довольно спокойно. Никто меня не трогал. Пока - не помню, в то время или позже - не появился Петр.

Петру было девятнадцать, он был советским солдатом, и он влюбился в меня. Из этого следовало, что он не хотел меня насиловать. Чтобы защититься, я стала говорить, что у меня больное сердце. "Нет, - сказал он, кладя руку мне на бедро, - тут не надо". Потом положил руку мне на сердце: "Вот что надо!"

Он объяснял, что в России на улицах тротуары, водосточные желоба и грязи никогда не бывает. Повернешь колесико, и из крана идет чистая, вкусная вода. И еще капусты, картошки можно купить, сколько хочешь. И хлеба, каждый день.

Он описывал все это, словно какую-то волшебную страну чудес, лишь бы мне захотелось уехать с ним. Он всерьез решил жениться на мне. По утрам он выходил на двор и распевал по-русски во все горло: "Виорита моя женка будет!"

Как-то раз из-за меня произошел небольшой несчастный случай. Я сидела, Петр склонил голову мне на колени; я хотела оттолкнуть его, приподняла ему голову, а он дернулся в сторону, и мой палец попал ему в глаз.

Вбежали его товарищи, решили, что я хотела выколоть глаз советскому солдату. Петр отчаянно кричал: "Виорита не хотела!" Потом вошла Рожика с тетей Анной. Тетя Анна плакала, упрашивала не трогать меня. Пришел Бенё и сказал, что это было не нарочно. Эта волынка тянулась довольно долго, в конце концов яростные крики Петра возымели действие, и меня оставили в покое.

Сергей. Когда к нам ворвались двое или трое русских - снова хотели меня изнасиловать, - не помню уж как и что, но Сергей меня, собственно, даже не трогал. Помню только, он стоял и кричал, когда Рожика побежала в комендатуру звать на помощь: опять солдаты насильничают. Увидев это, товарищи Сергея сбежали, он остался один. Прибыл патруль, Сергею нещадно расквасили лицо и увели. На следующий день Сергей вернулся с двумя или тремя товарищами и орал, что из-за меня ему набили морду. У них между мужчинами и женщинами равенство. Он поставил меня на середину комнаты: теперь и мне достанется так же, как и ему. Я думала, что получу такую пощечину, что голова слетит с плеч, все зубы вылетят. Приготовилась, закрыла глаза, немного пригнулась, чтобы не упасть. И ждала, когда Сергей ударит. Оглушительный треск: он хлопнул в ладоши и поцеловал меня. Конечно, весь дом сотрясался от хохота.