Натан Эйдельман - Апостол Сергей - Повесть о Сергее Муравьеве-Апостоле

13 июля. Междусмертие. Четверть часа. Запах паленого. Еще светлее. В 14-м, бывшем рылеевском, каземате Розен из оловянной кружки допивает не допитую поэтом воду.

Царь не ложится, дожидаясь последнего известия, которое может быть только одним из двух: все в порядке или бунт, беспорядок.

«Операция была повторена, и на этот раз совершенно удачно» (Василий Иванович Беркопф). Все видят, но полубезумие не прошло, и кажется, будто они лихорадочно перебивают друг друга:

«Помост немедленно поправили и взвели на него упавших. Рылеев несмотря на падение шел твердо, Сергей Муравьев-Апостол, так же как Рылеев, бодро всходил на помост. Бестужев-Рюмин, вероятно потерпевший более сильные ушибы, не мог держаться на ногах, и его взнесли…»

«Его взвели под руки».

«Опять затянули им на шеи веревки… Прошло несколько секунд, и барабанный бой известил, что человеческое правосудие исполнилось. Это было на исходе пятого часа».

«Было шесть часов, и повешенных сняли». Самовидец утверждает, что они еще подавали признаки жизни и палачи приканчивали.

«Стража окружила виселицу, но по прошествии получаса стала всех пускать, и толпа любопытных нахлынула. Казненные висели уже неподвижно. Между ними труп Каховского отличался необыкновенною длиною. Прошло еще полчаса — мертвецов сняли и отнесли в крепость».

Голенищев-Кутузов — царю:

«Экзекуция кончилась с должною тишиною и порядком как со стороны бывших в строю войск, так со стороны зрителей, которых было немного… Рылеев, Каховский и Муравьев сорвались, но вскоре опять были повешены и получили заслуженную смерть. О чем вашему императорскому величеству всеподданнейше доношу».

Бабеф (вскоре после рождения Сергея Муравьева): «Я погружаюсь в сон честного человека».

Пушкин: «Что смерть ему — желанный сон…»

Потом случилось всего несколько событий, прямо относящихся к Сергею Ивановичу Муравьеву-Апостолу, прожившему 29 лет 8 месяцев и 15 дней.

«В следующую ночь, — рассказал. Беркопф, — извозчик (из мясников) явился с лошадью в крепость и оттуда повез трупы по направлению к Васильевскому острову; по, когда он довез их до Тучкова моста, из будки вышли вооруженные солдаты и, овладев возжами, посадили извозчика в будку; через несколько часов пустая телега возвратилась к тому же месту; извозчик был заплачен и поехал домой».

Место похорон — в тайне: народу сказали, будто тела брошены в воду Крепостного канала, и люди целый день приходили, уходили, смотрели, «ничего не видавши и кивая головами»; более осведомленные узнали, что ящик с телами пятерых увезли на какой-то остров Финского залива, причем яму рыли солдаты инженерной команды Петербургской крепости вместе с палачами. «Одни говорят, что тела похоронены за Смоленским кладбищем на острове, другие — около завода Берда, тоже на острове… Положительно об этом последнем обстоятельстве не знаю», — признавался тот же Беркопф.

Михаил Александрович Бестужев в 1861 году уточнял для Ивана Горбачевского: «Их схоронили на Голодае за Смоленским кладбищем и, вероятно, недалеко от Галерной гавани, где была гауптвахта, потому что с этой гауптвахты наряжались часовые, чтобы не допускать народ на могилу висельников. Это обстоятельство и было поводом, что народ повалил туда толпами. Хорошие секреты!!!»

Генерал Княжнин, заканчивая свой хвастливый и неточный рассказ, объявил сотрапезникам:

«Когда на землю спустилась ночь, я приказал вывезти мертвые тела из крепости на далекие скалистые берега Финского залива, выкопать одну большую яму в прибрежных лесных кустах и похоронить всех вместе, сравнявши землю, чтобы не было и признака, где они похоронены. И только мне одному известно место этой могилы, так как когда я стоял на скале над самым берегом моря, то с этого моста видел два пункта шарообразных скал, от коих проведенная прямая линия показывает место этой могилы».

Сидевшие за столом спросили генерала, зачем это кому-либо может понадобиться? Он сказал: «Кто может угадать будущее? То, что мы теперь считаем хорошим и справедливым, грядущим поколениям может казаться ошибкой».

Через день после казни, 15 июля 1826 года, Екатерина Бибикова зашла помолиться за брата, в Казанский собор «и удивилась, увидев Мысловского в чёрном облачении и услышав имена Сергея, Павла, Михаила, Кондратия» (записавший это Якушкин верно забыл имя Петра Каховского).